Бойцы невидимого фронта ведут неведомые войны.
А мы, не нюхавшие порох, колотим в стены головой.
Со стен слетают тараканы и удаляются спокойно,
пока мы бредим наступленьем, и каждый сам себе ковбой.
Мир делится на «за» и «против». При этом сам того не знает,
в цвета каких геройских флагов с утра окрашена земля.
И хочется залезть за плинтус, ввинтиться в разогретый гравий,
когда бригады штурмовые… Но делать этого нельзя.
Один Кузьма грустит и плачет, совсем не понят и не нужен.
Совсем чужой и тем, и этим, бредёт с сумою из тюрьмы.
Дерёт репьи из шевелюры, с утра простужен и контужен,
пока над миром гордо реет, как Буревестник, мать Кузьмы.
А он хотел бы просто счастья. Такого маленького счастья.
Такого слабенького счастья. Но он Кузьма – ему нельзя.
Не в поле воин. Недостоин. Неладно сшит и плохо скроен.
В конце концов – не упокоен. И руки чешутся в гвоздях.