* * *
И дверь не закрыта. И в ночь соловьи
Щебечут и тенькают полициклично.
Любви безразлично: чужие – свои,
Прилично внимать соловьям – неприлично…
И дверь не закрыта. Терраса пуста.
Окно осветилось в соседском сарае.
(Ах, пошлость, ты – мир!) Неподвижны уста,
Мертвы. И восходит луна неживая,
И пьют соловьи в затенённой листве
Изнеженный воздух весны многоглавой,
И платье белеет. И сотней кистей
Туманы небесный цирюльник взбивает
Над жёлто-зелёной щетиной полей…
Да, я опоздал, уже утро. Небрежно
Скрипит эта лёгкая синяя дверь
Сквозь небо, и я ухожу неизбежно.
Да, я опоздал – на полвека, на год,
На час, на минуту – кто знает, кто знает…
Молчат соловьи. Неподвижный восход
Своей красотой чистоту растлевает.
Египты, тельцы, злые казни… Исход.
Шагает, потешно колени вздымая,
Пророк Моисей, уводя свой народ
Туда, куда сам он дороги не знает.
Туда, куда сам никогда не дойдёт.
На Фасге лежит Моисей, умирая…
Я тоже умру в моавитской земле.
Чужие глаза безразлично встречая,
Сгрызу свои кости, потерянной мгле
Пытаясь придать хоть подобие рая.