А что, если я вдруг однажды останусь взрослой?
Покроюсь упругой, тягучей такой коростой
из слов, реверансов, цинизма, кишечной боли,
пятнадцати с половиной своих любовей,
привычных тарифов, из порций больших и пресных,
из твердого убежденья, что все известно,
из ставших рутиной прожиточных парадоксов
- и рельсов, бездумно ложащихся под колеса?
Чужие пожмут плечами: "Не наше дело.
Спокойнее стало без этого беспредела
и можно не думать, что там у нее внутри".
Друзья переглянутся: "Все еще поправимо",
и вместо психолога, ксендза или раввина
подарят печенье и мыльные пузыри.