Вот и я, здравствуй, дом, как давно не входил в твои двери.
Вот колодец двора с крышей с детства прокуренных звёзд.
Выползают под вечер во тьму одинокие звери
Из пещеры подъезда на поиск незанятых гнёзд.
Здесь мы пили портвейн и, фальшивя, Высоцкого пели,
Пацанами на стенах гвоздём признавались в любви,
До полнОчи стояли, плечом подпирая качели,
И жевали ириски, чтоб запах «засечь» не смогли.
На площадке котёнок грызёт, что бомжи не доели.
Ну, куда же ты, глупый, не бойся меня, подожди,
Ведь незадолго в гости нагрянут кривые метели,
А пока что идут, как и всё тут, кривые дожди.
Старый лифт ещё жив, как и прежде обуглены кнопки.
Поднатужься, родной, и отправь-ка меня в небеса.
Тридцать лет, как глоток из замызганной краденой стопки –
Будто не было их, вот такие, браток, чудеса.
Словно нервы, натянутся стропы, и вздрогнет кабинка,
Как всегда до восьмого, а дальше – привычно пешком.
Вот страна – вся кабина в красивых рекламных картинках,
А девятую кнопку не купит никак управдом.
Вот и я, здравствуй, друг, извини, лишь вчера сообщили,
В марте – Сашка Семёнов, теперь вот, бродяга, и ты.
Петраков не придёт – его месяц назад посадили-
На линейку для внучки с газона нарезал цветы.
Катафалк довезёт до скрипучей церковной калитки,
А до места по лужам с друзьями под горку пешком,
И оркестр, похмелившись, сыграет, промокший до нитки,
Тот мотив, что раз в жизни бывает нежданно знаком.
Вперемешку с дождём мы глотаем комки сухожилий,
В детство память один за другим поджигает мосты.
И всё меньше становится мест, где б тебя приютили,
И всё больше, куда положить неживые цветы.