Не убоюсь кривых дорог, кирпичных стен,
Не убоюсь себя - и иже с этим словом.
Я видел все, но каждый раз мне это ново,
Я получил себя, себя отдал взамен.
И серебро, в свои вступившее права,
Осенним золотом уляжется по полкам.
Я так хотел бы быть и ниткой и иголкой,
И шить по золоту червонные слова.
А за пластмассой, почерневшей от огня,
По ртутным лужам разливается тоскливо
Чужой закат с оттенком перезрелой сливы,
Под цвет печальных глаз усталого коня.
Я убегу, пока не держит цепь колец,
Пока вино в крови - не повод и не мера,
Меня там ржавый ждет котел с горящей серой,
Но я сбегу, и это будет под конец.
И серебро дрожащей нитью паутин
С себя стряхнет росу и цепкую сонливость.
Я утону в пустом серебрянном заливе,
Но буду в этот миг, конечно, не один.
А ты сиди перед окном и вышивай,
В еловых ветках прячь холодную иголку.
От нитей шелковых теперь мне мало толку,
Но для тебя они, возможно, провод в Рай.
И ты не злись и не ломай иглу в руках -
Твои мне звезды не видны и ненадежны.
Мне легче лить вино из полного в порожний
И не гадать о том, когда я буду - прах.
И чтоб избавиться от тонущего враз,
И чтоб сбежать от самой въедливой заразы,
Я буду путать перемирия и фразы,
Бежать, бежать, а после вдруг пускаться в пляс.
И мной любимая священная тоска
Меня попросит на прощание вернуться.
Я принесу всего себя на битом блюдце,
С осенней проседью на ноющих висках.