Шагреневые канцоны

Веле Штылвелд
******

Солгут ли мудрецы и мудрословы,когда узнают то, что мы вдвоём
поставили извечные заслоны (о том мечтают страстные пижоны:
и старики, чьи вытерты кальсоны, и юноши, поющие канцоны —
их пенья: нестихающие стоны…)…читай по тексту — с памятных времён

…Солгут ли? В том и суть, что не сумеют,найти любовь, с которой молодеют…
В которой зреют, странствуют, седеют и обретают право быть собой!

******

Ангелы обрыдались,незатейливо нимбы свесив,
Джомолунгму и Килиманджаро окатив холодной водой,
той, что, впрочем, стекала даром, как увядшая Ниагара,
засыхая суспензией белой над иссушенной вмиг рекой.

Протекла река в Лету — пропала,Далай-лама читает лао
и взирает на Хуанхэ…
Не вернётся, не вспомнит речка,где сливное взялось колечко,
о котором она не знала, не мечтала и не роптала
на безбрежном своём языке…

Далай-лама читает лао на шагреневом языке…

******

Опять протяжка и прокрутка, опять развязка и прорыв —
всегда отыщется минутка предотвратить вселенский взрыв.

Опять объявиться прохожий,который вдруг, внезапно, бах! —
за просто так хлестнет по роже, того, кто в жизни был слизняк.

И из матерой упаковки иного дервиша на час,
легко совьет судьбы веревки, как вечно юный скалолаз.

******

Сундук с прошлым не вскрыть, хоть разбей топором,но откроется память едва ли,
разнесется оков металлический звон, и сломаются будней детали.

И скомкается время: проси – не проси, в узелки и печальные строфы,
это все оттого, что живем на Руси, а стоим у житейской Голгофы.

Время выбрало, впрочем, дорвавшихся нас до истоков обыденной тризны.
От икон отщербился старинный левкас, и прорвались все раны Отчизны…
Мироточат оно кровотечную боль, в ней — проклятие нас: и печаль, и любовь

*******

Сеть пульсирует в ритме пульсара,распадаясь на терции вдруг,
как извечная жизни сансара, как безбрежный спасательный круг…

Не мы, а время выбирает: что взять, а что низвергнуть прочь…
А кто иное утверждает, тому ничем мне не помочь…

*******

Играет линия проступков в какой-то чудный «ракомдаш» —
воркует с голубем голубка. А жизнь берет на карандаш…
И, сокрушив их счастья крепость, ломает времени замки,
и обрывает дел нелепость, и бесполезные звонки.

И, преклонив пред миром души, и разметавшись в пух, и в прах,
они живут все глуше, глуше, и бродят в прошлом на ушах…
Но беспричинная усердность им снова возвращает верность.

*******

Есть в этой жизни нечто, чем жили до тебя. –
Оно, брат, человечно, оно, брат, для тебя…
Братва, насупив очи, беснуется в своем –
бесчинствует средь ночи Гоморра и Содом…

Святые мироимцы,в елейности своей,
несут с небес гостинцы привычно серых дней…
Обыденно и сиро, без вычурности нот,
они поют слезливо уже не первый год…

Но им назло, во вечно, — живем мы человечно!

******

«Крест» опустил себя в «Глобус», прошлое взяв под арест,
едет по жизни микробус без пересадочных мест.
Мчимся по улицам, брацы,без перепевок судьбы.
До переправы добраться б  под пересуды молвы.

И обрести на мгновенье третьего зрения взор,
чтобы постичь в озаренье жизни волшебный узор.
Без перепевок, на ощупь третьего зрения всплеск:
ангелов солнечный росчерк, дьявола мрачный гротеск.

«Крест» опустил себя низко, прошлое взяв под уздцы,
глохнет былого прописка, счастья тупятся резцы.
«Крест» отступился от веры, — Вечного города крест
топчут легко бузуверы под Агасферов протест.

Путь Агасфера неистов слышен сквозь звоны оков,
счастья последняя пристать скрыта в тумане веков…

-------------------------------------------------
«Крест» – (киевский сленг) – Крещатик;
«Глобус» – затхлый подземный монстр на площади «Незалежности»
в г. Киеве, первая архитектурная «окрыска» нового ХХI-го в.