Не то чтобы я считаю себя гурманом, не то чтобы я отличаюсь взыскательным вкусом, но правильно стряпать любовь — однозначно, искусство. И, несомненно, наука — её подать.
Я пробовала любовь самых разных кухонь, я пробовала любовь самых разных мест — бывает она запредельно, божественно вкусной, бывает — её совсем невозможно есть.
Чтобы на выходе получалась тающе-нежная, любовь нужно подогревать, постоянно помешивая, любовь нужно мариновать и пропорции взвешивать, любовь нужно потомить на огне не сильном.
Её зачастую прекрасно готовят в России.
В других странах — реже и очень условно. Но ни в одном городе мира не подадут холодной, даже умеренно тёплой, прохладной, слегка остывшей — она мгновенно начинает попахивать бывшим.
Любовь — только с пылу с жару, со сковородки или мангала, чтобы её понемножку, а она обжигала, чтобы, когда кусаешь, она шипела. [Главное — переворачивать, чтоб не храпела.]
Чтобы, с краёв остывая, в центре оставалась горячей, чтобы теплом обдавала, если её вдруг прячут, чтобы, ища сердцевину, с трудом разделять на дольки. Чтоб наслаждаться как можно дольше.
В Азии она слишком приторная, на севере — пресная, в Греции на Крите и на Родосе она трескается — настолько суховата, что хочется отмачивать, а на вопрос «Ну как вам?» приходится отмалчиваться, на западе она кислая, в Чили в ней много перца, в Норвегии — совсем не добавляют сердца, в Канаде — низкого качества в забегаловках у обочин, в Англии в принципе готовят не очень, в Штатах — есть съедобная, но только в Огайо, во Франции — чересчур сдобная, в Швейцарии — дорогая.
А нужно, чтобы в меру солёная и сладкая, а нужно, чтобы с лёгкой, приятной остротой, чтоб на бегу мурашки от умиленья плакали, и чтобы опьяняла как грамм примерно сто, чтоб в ней была кислинка и уникальный пряный приятный аромат, и не слипался рис.
Я всё хочу попробовать сама её состряпать, но слышу: «Не умеешь — не берись!»