«Кенназийские флейты»,
масло
…Говорят, те, кому довелось слышать терпкие звуки кенназийских флейт, потом еще долго не могут уснуть по ночам. Все чудится им то горячее дрожащее марево, то крученые, покрытые рыжим налетом деревья, ветви которых сплелись так крепко, будто срослись, то странные звери, с клыков которых капает кровь и шипит багровыми червячками на раскаленной почве. И загорелые женщины ритмично вскрикивают низкими голосами, и солнечный жар подступает к самому горлу, а флейта все рисует, выводит витиеватую рунопись, влажно, остро пахнущую травяным стеблем. Такие инструменты не лежат в нагруженных чудесами торбах у любителей сувениров и не достаются героям в качестве артефактов. Те, кто слышал их, не будут этим хвастаться – слишком глубоко и непонятно послевкусие звуков, остающееся красноватой померкнувшей золой где-то внутри, где чересчур темно и жутко. Ни один кенназиец не намекнет даже на то, как звучит название этой флейты на языке его народа, не говоря уже о тайнах мастерства изготовления. Даже народу Фахаон, казалось бы, знающему о волшебстве музыки все, остается лишь разводить руками и строить поистине сказочные домыслы о магии этого инструмента, одной из сонма загадок странной, такой чужой для всех Кенназии…
…Какая из тайн мира самая непостижимая? Знаешь ли ты? Можешь ли дать ответ? Может, это гора Вифиит? Голубые драконы или кенназийские флейты?..
Ты сам еще не знаешь, что сотворил, черноволосый народ с огненными глазами. Когда придут на твою обетованную те, кто покусится на бесчисленные стада тяжелых, сытых зверей, чудесные тугие дерева, многотысячные пещеры с рыжими самоцветами, - когда придут они, ты выдуешь, совьешь им петли и ловушки из странных звуков. И навсегда они осядут на выпеченную в нутряном жаре планеты почву, ибо то, что откроют в себе, не смогут унести. И всех своих детей примет земля – честных и подлых, храбрых и трусливых, добрых и злых – примет и пожрет, чтобы через тысячу дождей родить вновь. Но девятьсот девяносто девять будут люди твои жить на костях, скребущих изнутри владения твои, и красные от натуги женщины, рожая детей твоих, не будут различать, где крики их чад, а где подземные вопли несчастных; и огромные черные звери от ужаса будут выть и бесноваться, топча скудные урожаи; и яркие цветы будут плеваться ядом. И ты тоже будешь выть, оранжевый народ, потому что страна твоя отныне - не пугающая загадка, а огромный растоптанный подыхающий слизняк, в тело которого жестокие дети воткнули веточку…
…Тугокосой девушке с пухлыми губами приснится все это на закате, и вздрогнут во сне крепкие, изрисованные тенями и алыми отблесками руки. Побежит невидимый ток, и на другой стороне мира в темноте проснется старик, чья кожа выстругана из коры, а сердце – из урчания тяжелого кита. Он поднимется, закрякает, добредет до верстака и зачем-то с трудом переломит об узловатое колено грубоватую, недолелеянную тончайшими инструментами флейту. И тогда в горячем Кенназийском море через миллионы дождей плеснет хвостом кит, окатив соленым подаянием травы на много верст. Они будут жадно пить, завиваясь причудливыми изгибами, так же жадно, как те несчастные, кто не может уснуть ночами, потому что все чудится им горячее дрожащее марево и в горле саднит послевкусие звуков…
…Какая из тайн мира самая непостижимая? Можешь ли ты дать ответ?...