Владимир Сорочкин
* * *
Старушка пыль устала протирать,
Предметы поднимать, перебирать,
Присела, онемев от тишины,
И вдруг слетела рама со стены.
Стекольным звоном кончено пике,
И распростёрся на половике
Её сынов желтеющий портрет
Из фотографий довоенных лет.
И ею в плаче поднят из руин
Осколком рассечённый старший сын,
И, вытирая слёзы кулачком,
Берёт других, положенных ничком.
Всех собирает вместе за столом,
И выправляет каждый перелом,
И гладит раны глянцевые тел,
Глядит, как шнур на раме перетлел,
Сметает бой к остуженной печи,
Скрипит калиткой в пасмурной ночи,
Стучит впотьмах в соседское окно,
Чтоб ей мужчина вырезал стекло.
Уладзімір Сарочкін
* * *
Стамілася бабуля праціраць,
Пыл з рэчаў, - паднімаць, перабіраць,
Прысела анямела ў цішыні,
Зляцела раптам рама са сцяны.
Крыштальным звонам скончана піке,
І распасцёрся ніц шкляны пакет:
Партрэт пажоўклы родненькіх сыноў,
Што з даваенных зроблены гадоў.
І ёй падняты ў плачы з тых руін
Аскепкам сечаны старэйшы сын,
Сухім змахнуўшы слёзы кулачком,
Бярэ другіх, што паляглі радком.
Усіх збірае разам за сталом,
І выпраўляе кожны пералом,
І гладзіць раны глянцавыя цел,
Глядзіць, як шнур на раме ператлеў.
Змятае да халоднай печы бой,
І брамкай рыпае ў начны прыбой,
І стукае ў суседскае акно,
Каб выразаў мужчына ў рамку шкло.
* * *
Безмолвны лес и сжатые поля.
Легко брести по жёлтому безлюдью.
Река стремится к устью, а земля
Уже вдыхает осень полной грудью.
И в тишине, над лепетом ракит
Летит по небу крошечная стая, -
Так нестерпимо медленно летит,
В пронзительную точку вырастая.
* * *
Нямыя лес і зжатыя палі.
Па жоўтым лёгка вандраваць бязлюддзі.
Рацэ імкнуць да вусця, а зямлі
Паветрам восеньскім лагодзіць грудзі.
І ў цішыні, над лопатам ракіт
Ляціць у свет птушыная чародка,-
Нясцерпна і павольна так ляціць,
Пранізліва сыходзячы у кропку.
* * *
Да, поэты всего лишь поэты...
Да, поэты – всего лишь поэты,
Их юдоль не похожа на рай.
Где-то бродит средь звёздного света
Одиноко Поснов Николай.
Пеленою туманов, обманов
Он окутан меж горних высот.
Там едва ли Георгий Иванов
Кружку пива ему поднесёт.
Став травою, водою, золою,
На уставшем, подбитом крыле
Он мытарствует, предан землёю,
Он покоится, предан земле.
Живы строки с прозрением поздним,
Звонких рифм неустанен полёт,
Но, увы, перед ликом Господним
Нас стихов мишура не спасёт…
В ярком блеске небесного сонма,
В доброте, что течёт через край,
Ты замолви за тёзку хоть слово
Перед Богом, святой Николай!
* * *
Так, паэты - ёсць толькі паэты...
Iх юдоль не падобна на рай.
Дзесь блукае па зорнаму свету
Адзінока Пасноў Мікалай.
І заслонай туманаў і зманаў
Ён агорнуты спрэс пакрысе.
Там наўрад ці Георгій Іванаў
Кружку піва яму паднясе.
Стаўшы попелам,дымам, вадою,
Ён, зламаны дубок на камлі,
Ён, адданы на згубу зямлёю,
Спачывае, адданы зямлі.
Ёсць радок яго светлы і годны,
Звонкіх рыфмаў нястомны палёт,
Ды нажаль, прад абліччам Гасподнім
Не ўратуе нас слова сваё.
Ў яркім бляску нябеснага сонма,
Ў дабрыні, што цячэ цераз край,
Не замовіш за цёзку хоць слова
Перад Богам, святы Мікалай!
* * *
Рухнул мир разорвавшимся мячиком
Прямо под ноги чёрной толпе,
Лишь душа, что свернулась калачиком,
Всё скулит и скулит по тебе.
Так злорадствуй, забвенье осеннее,
Торжествуй, златолистая муть.
Я не в силах во имя спасения,
Словно шавку, её отпихнуть.
* * *
Вось зямля, нібы мяч, скаланулася,
I пад ногі натоўпу ў журбе.
А душа ўсё ж клубочкам згарнулася
I скавыча усё па табе.
Што ж,лікуй, падсумоўвай стасункі,
Каламута асенняя, будзь!
Не змагу я ў імя паратунку
Нібы шаўку, яе адапхнуць.