… Не поле перейти
Поэма-исповедь
1
Лицом к пережитому
В краю берёз и гор ревела вьюга,
И ныли спины берегов реки.
Расстались, не разлей вода, два друга,
Расстались поневоле, вопреки.
Бурлила жизнь… Его – в Первопрестольной,
Твоя – в краю крылатого коня
Бурлит, бурлит от радости невольной
До грусти златогривого огня.
Опять ловлю мгновенье озаренья,
Лелею светлых чувств живой родник
Восторгом, трепетом и удивленьем, -
В мир таинства нечаянно проник.
Живительную музу в чаше счастья
И время берегу, как никогда,
Боюсь, вдруг сгинет в одночасье
В излуке дней щемящая звезда.
Путь времени в миру такой недлинный.
Мне только б дотянуться до зари.
Сгорает вечер грудкой снегириной,
И душу согревают снегири.
Относит волны памяти далёко,
Без промедления: - Домой, домой!
Туда, где градус доброты высокий,
Где васильки цветут на Луговой.
Люблю Урал, раскидистые реки,
Трель соловья и бересту берёз,
И доброту, и мудрость человека,
И капли рос, и громы майских гроз.
Чтоб встретить день с весёлым настроеньем,
Найти для песни тёплые слова,
Стогую облака от нетерпенья,
Сплетаю из туманов кружева.
Глядит подсолнух солнышком в окошко, -
Не устаёт от света дня сиять.
Котята семенят за рыжей кошкой.
Я слышу голос матери опять.
Живу! Живу лицом к пережитому.
Рябины гроздь пылает на снегу.
Опять спешу к родительскому дому,
И сердце от пожара берегу.
К мечте
2
Багряность осени и зелень лета,
И снег зимы, и капельки весны
Сплетаю воедино до рассвета
Под трогательный шелест тишины.
Россию сравниваю с синей птицей.
Ей шторм и турбулентность не страшны.
А человек всю жизнь к мечте стремится,
В полёт и к свету сквозь туман и сны.
И ткёт от счастья сладкий дым причала,
Теплом согретый нежно у плеча.
Как жаль, мы жить ещё не начинали,
Уже маяк маячит и причал.
Но будут жить и город, и деревня,
И дом, и сад, и даже городьба
Среди плодово-ягодных деревьев,
Но только, к сожаленью, без Тебя.
Прости за откровения, Россия,
За странности строптивого пути,
Когда, порой, одних ты возносила,
Других – держала, будто взаперти.
Маршрутом к зрелости, не зная лени,
Над перелескам скоротечных дней
Летит мой конь, крылат от вдохновенья,
Всей памятью восторженной моей.
Я жив, пока дышу, грущу и вижу
Свой старый дом, дорогу и мечту.
Я чище становлюсь, мудрей и ближе
К большой мечте, хотя бы на версту.
Сближаются сердца, роднятся души.
Родные корни родинке сродни.
Природа белый свет любви не тушит,
Лишь крепче от рожденья род роднит.
Любая мать за сына в изголовье
Тревожится: не оборвать бы нить, -
Не обойти заботой и любовью,
Где приголубить, может, пожурить.
И Родина, и мать имеют право
Не только чарку поднести вина,
Но и ославить, и в веках прославить.
Повинен коль, то и спросить сполна.
В деревне детства
3
Моя звезда – глухая деревенька,
Уходит встарь всей почвой из-под ног,
Но узнаю сажень косую в Женьке,
И ручеёк – уральский говорок.
На сенокос. До мозолей – с литовкой.
Кто ел пеканы или лебеду,
Тот знает цену хлебу и похлёбке.
Я ж с малолетства прикипел к труду
И помню, как отец твердил когда-то,
Что жизнь прожить – не поле перейти.
Не потому ли пот солоноватый
И запахи земли в одной горсти.
Льёт солнце свет, как лисий хвост на взгорке,
Грибов и ягод летняя пора.
Конягой скачет по глухим задворкам
Мальчишеское звонкое «Ур-р-ра!»
«Ур-р-а-а! Ур-р-а-а!» - встречаем воскресенье.
С утра бежим на речку босиком
И шарим раков мы до посиненья,
Домой бредём уставшие гуськом.
– Хлоп! Хлоп! – пугач мальчишеской «войнушки»
Вдруг лихо из засады, словно гром, -
Штурмуют крепость рыжие веснушки,
И только пыль окрест стоит столбом.
В субботу бани топятся в округе.
И гонят самогон, и брагу пьют,
А дальше – драки… Мне ж искать в испуге
Спасительный у бабушки приют.
Когда-то было так в деревне детства.
- Что изменилось тут? - хотел бы знать.
Дрожит моё встревоженное сердце,
И в страхе вздрагивает чья-то мать.
Бывало так, и мама в полушалке
От горькой доли гнулась, как лоза,
И напрягалась, словно нить на прялке,
Когда терзала жгучая слеза.
Спустя полвека дорожу и верю,
Не плачу, не жалею, не прошу,
Распахиваю памяти я двери,
И сено на покосе ворошу.
Зарубки
4
Летят года, и оживает память.
Узнал бы паренька я без труда
С чернявым чубом, с карими глазами,
Да детство не вернётся никогда.
Не ждёт никто! Не ждёт, но всё же, всё же
Меня зовут тропинки в старый дом.
Он сердцу моему всего дороже,
Там с каждым закуточком я знаком.
Мой старый дом на два слепых окошка,
В саду сирень, как синь небес, парит,
Там поросла крапивою дорожка,
Где мы с тобой влюблялись до зари.
Я помню, как в ненастную погоду
Возил дрова в телеге, на быках.
Вершил стога, а иногда зароды,
Гуртом брели по небу облака.
Как все мальчишки, я жевал саранки,
Ловил на речке жирных пескарей.
Когда будила бабка спозаранку,
То гнал бурёнку в стадо поскорей.
Со Стёпкой Бородулиным с Болотной
До драки схватывался неспроста,
Оспаривая спорный мяч в воротах,
Где вместо штанг торчали два шеста.
Дрались не только оба капитана,
Но шёл на брата с кулаками брат,
До синяков победных в схватках рьяных,
До гола, где никто не виноват.
Надоедало драться юным Бэстам,
По глупости своей, на риск иль страх,
Ворота ставили на новом месте,
Гоняли мяч, как будто в «Лужниках».
Играли в «муху» в Красном переулке,
В «попа-гонялу» – за Сырой горой,
И память отзывалась эхом гулким,
И мчалось детство рядышком, со мной.
Там в «красные» и «белые» играл я,
И до поры до времени – в лапту.
Влюблённый по уши, покой теряя,
Я на Тебя глядел, как на мечту.
Награда
5
Родных не спрашивал: - Кто я? Откуда?
Как называется звезда в ночи?
И отчего так достаются трудно,
Пропитанные потом калачи?
О Боге с бабушкой,(о, глупый!) спорил,
А сам молитвы слушал по ночам,
Летал во сне, как ангел, над предгорьем,
Пил со старушкой ароматный чай.
Всем сердцем я любил бабулю,
Её рассказы о богатырях.
Сводило только неприятно скулы,
Когда в вечерней мгле змеился страх.
Она была моею зорькой алой,
Травой лечила ссадины мои
И от отцовского ремня спасала
В дождливые, безрадостные дни.
Снимала боль с пупка мне от надсады,
А, если надо, правила мозги.
Её послал Всевышний мне в награду
И наказал: - Старушку береги.
И я берёг, "кожилился", старался:
Доил корову, что-то бормоча,
Колол дрова, куда-то в темпе мчался,
Стараясь угодить ей в мелочах.
Когда в трубе ворчал сердитый ветер,
И по-собачьи дико завывал,
Я с бабушкой мечтал о жарком лете,
А, может быть, об Африке мечтал.
То крепости зимой лепил из снега,
То летом строил замки из песка,
Боялся разрушений от набегов,
Но больше всё же – наглого "Сурка".
Такой драчун!.. Ни спасу, ни проходу.
Гонял и бил меня по пустякам.
Ему однажды сдачи сдал по морде,
...Теперь друзьями стали на века.
Манила даль веснушчатого детства,
Туман рассеивался над рекой,
И колотилось безотчётно сердце,
Когда мне вслед махала мать рукой.
Код
6
О, времечко! И песнь моя крылата
На малой родине! В большой стране
Вставали в строй безусые солдаты,
За честь – не оставаться в стороне.
Так издревле и на Руси великой
В годину испытаний, как один,
Вставали в строй под возгласы и крики
И люд простой, и воины дружин.
Славянский дух горяч на поле брани -
Орда душила данью триста лет.
Витала смерть над войском Чингисхана,
Разил ордынцев русский Пересвет.
За речкой Калкой поле Куликово,
Там рать, благославление Христа,
И слово, слово Дмитрия Донского:
«Не отступать назад и бить татар».
Не оттого ли на Руси бунтарство
Уходит вглубь воинственных веков.
Одни – с войсками буром прут на царство,
Другие – чтобы сбросить гнёт оков.
Рабочий ключ, всей жизнью обозначив,
Как дар, мне по наследству передал
Солдат войны, солдат большой удачи,
Коль дважды умирал и воскресал.
Старик, скажу, закалки был особой,
Под Сталинградом фрица славно бил.
В солдатской гимнастёрке вместо робы,
Как на парад в депо всю жизнь ходил,
Трудягой, шутником и балагуром
В родном посёлке дедушка мой слыл.
Касатку-жёнушку, певунью Нюру,
Как будто околдованный, любил.
Дом из листвянки, без гвоздя и в лапу,
Срубил на зависть всем и на века,
С почтеньем земляки снимали шляпы,
Встречая в переулке старика.
Он стойко жил с осколком под лопаткой,
Бывало, шёл в атаки в полусне,
Но лишь последний шаг он сделал шатко,
Но всё ж вперёд, как будто на войне.
Нам бы любви,
тепла и романтизма
7
Неласковой Россия мне казалась
Из-за отца. Он с голодухи слеп
И пух. Жевал пеканы вместо сала,
Ему лишь в снах мог снится белый хлеб.
…И жить бы им, заложникам Норд-Оста,
Коль можно было б только попросить,
Хотя б на час забыть о ранах и коростах
На теле доброй матушки Руси.
Война огнём своей жестокой рожи
На смерть бросает юные сердца.
Кровавый лик лишь ненавидеть можно, -
Нет у войны нормального лица.
Война калечит жизни, судьбы, души,
Сжигает дом родителей дотла,
Людское счастье в одночасье рушит.
Откуда в человеке столько зла?..
Войны Великой след живёт в народе.
Живёт афганский и чеченский след.
За человечью боль и стон природы
Нам перед Богом всем держать ответ.
Доколь ещё страдать от всяких «измов»?
Доколь невинно будет литься кровь?
Нам бы любви, добра и романтизма,
В масштабе планетарном тёплый кров!
Чтоб в мире жить с иранцем, греком, турком,
С любым народом на большой земле,
И жить в ладу с соседом в переулке,
С самим собой… Жить, оставляя след.
И широко, и мудро, и привольно
Жить чутким сердцем, запахом полей,
С любовью к человеку, с хлебом-солью,
С горячим караваем на столе.
Пока душа любить не перестала,
Пока готов искать и находить,
Твори добро, не сожалей о малом,
Большое счастье зреет впереди.
Созреет голос твой и синей птицы…
Оно споёт не только о любви.
Без устали душа должна трудиться,
И сбудутся желания твои.
Зов
8
Желанья мало, были бы причины
Сказать, о чём не смел и говорить,
Хоть толику в стихах строкой не длинной,
Чтоб протянуть к судьбе строптивой нить.
Там годы, будто гуси над станицей,
Летят куда-то вдаль, за окоём.
И мне не спится, мне опять не спится,
Бегут картинки детства ручейком.
Я слышу, как скворец поёт с любовью
И матушка для сына-малыша,
От колыбельной песни в изголовье
До журавлей у звёздного ковша.
Становишься мудрее лишь под вечер,
Не разглядеть уставшего лица,
Когда метелью хлёсткой путь иссечен,
Не малыша, но мужа и отца.
Род Пестерей зрел в бунте Пугачёвском,
(Из яицких мой пращур казаков),
И в красном комиссаре Третьяковском,
Истыканном штыками беляков.
Зов предков звал на сушу и на море,
На самолёты, корабли и трактора,
На Русью покорённые просторы,
На славные дела и в мастера.
Во мне самом живёт Земля и Воля,
Коль плугом землю рвал и разрезал,
То и крестьянской, и рабочей долей
Горжусь. Я честно жил, учился и мечтал.
Ни стариков, ни близких нет в деревне…
Умчался сын за долей городской,
Осиротели дом, земля, деревья…
Теперь тут, кажется, и я чужой.
Я ж на заводе строил путь-дорогу,
Строчил статьи и сочинял стихи,
Не торопился к отчему порогу
И не спешил замаливать грехи.
Хотя, какие там грехи, - огрехи…
Скажи: - Прости меня! И Бог простит.
И всё же попадало на орехи...
Стерпеть не смог, и мне пришлось уйти.
Думы
9
Когда пора пришла, она прижала
И затащила памятью в тиски.
Нет у меня меча и нет забрала,
Чтоб разрубить и скрыться от тоски.
Мне кажется, и нет такого права,
Чтоб уходить безмолвно от судьбы,
Когда щемящей памяти оправа
Маячит у щербатой городьбы.
Маячит, голосит и рвёт на части:
- Не отвернись, приди и помоги!
Ты – с совестью и с честью,хоть не властен
Над думами ромашковой пурги.
…Где князь, там изощрённее уловки,
И дум невпроворот из века в век.
Лишь божьей не прикинуться коровкой…
Пусть князь ты, но не факт, что человек.
Мой город преуспел (тут нет вопросов),
И храмы строит, и особняки.
Кто рубит лес, тому не до покосов!
Летит щепа, и пьются коньяки.
Преуспевают и в большом и малом.
Гляжу на всё и с грустью, и с тоской.
Ни лень – торгуют все и чем попало,
Чтоб не ходить с протянутой рукой.
И больно мне, что безработных много,
Зарплатой заводчанин обделён.
Коррупция двурука и двунога…
К мохнатой лапе липнет миллион!..
Пишу, а сердце раной кровоточит:
До лучшей жизни, ох, как далеко!
Нельзя без междометий и отточий,
Когда в душе отсутствует покой.
Я голосую сердцем за удачу,
За честь и совесть не из баловства,
Моя душа не может жить иначе.
Я – не Иван, не помнящий родства.
...Чем больше человека в человеке,
Тем меньше ты услышишь укоризн.
Где светлые ручьи ласкают реки,
Там чище человеческая жизнь.
Сияло б солнышко
над головой
10
Как жаль, петух не протрубит побудку,
Насесты опустели на селе,
Не зарычит собака в тёплой будке,
Дом ветхий прижимается к земле.
Отмыкала бурёнка в переулке,
Никто не гонит стадо поутру,
Пастуший кнут не рассекает гулко
Молочные туманы на юру.
И Женьки нет давно на белом свете,
Связали путы «Трои» мужика,
По холмику лишь бродит шалый ветер
Да гонит в синем небе облака.
Что делать нам, живущим по соседству?
Кому нести встревоженную грусть,
Что перешла от предков по наследству?
Ужели только будоражить Русь?
Жить на земле по совести,
По правде – наиглавнейший мой и твой маршрут.
И что нам перемены и преграды,
Коль светлые порывы не умрут!
Моя страна опять по первопутку
Шагает, как в неведомую даль.
Гутарит люд всерьёз иль в шутку,
Мол, нам-то не впервой глотать печаль.
Глотаем мы сполна, на всю катушку,
У русских по-другому «не моги».
И решетим свинцом из «калашей» друг дружку,
Как будто мы заклятые враги.
Моя мечта – жила бы деревенька,
Не зарастала б сонною травой,
Не убегали б в город Галки, Веньки,
Сияло б солнышко над головой.
Жила б страна, жила, и жили б люди,
Как люди, в мире света и любви,
Без «калашей» и грохота орудий,
И без тельца златого на крови.
PS
На крылышках конька из захолустья,
На крылышках любви издалека,
Пусть в городе святого Златоуста
Калёная останется строка.