мама учила любить не совсем похожих,
чтобы всегда познавательно и прикольно;
мама, прости нас,
мы снова всё проеб*ли.
что я поделаю с тем, что теперь на роже
чётко написано 'можешь меня футболить,
я на тебя и обижусь уже едва ли'?
мама твердила: быть взрослой и не зависеть
от перемены погоды, душевной смуты,
разве что доллары;
мам, извини, я мимо.
мне безразличны тарифы и курс валюты,
мне поеб*ть от души, что компьютер виснет,
я засыпаю с мудацкой улыбкой мима.
мама вопила, просила тепло одеться,
пить только так, чтоб ходить не держась за стены,
и сообщать, если вдруг покидаю город;
мама, не злись,
я теперь кочегарю сердцем,
пью ровно столько, что выгляжу суперменом,
город? вп*зду! я плевала ему за ворот.
мама всю жизнь повторяла: не нужно драмы,
выбери путь и иди по нему спокойно,
встретишь мужчину — подумай, не встретишь — чёрт с ним.
ну не сложилось с путём —
виновата, мама;
не получается двигаться бронебойно,
я не из тех, кто умеет казаться чёрствым.
мама давала совет — никому не верить,
кто-то из них непременно тебя поранит;
мам, не взыщи —
всех в итоге уложат в ящик.
я же — смеюсь и с ноги открываю двери,
я же — курю анашу и хожу по грани,
я же — жива; воспалённо и настояще.