Андрей Зайцев ненавидел слово "изобилие". Это слово с таким противным сладким чавканьем любила произносить его покойная теща: "Ну, так! Там в дому изо-били-ееее! Зять ихний - все в дом, не то, что наш...".
Зять из Зайцева, и вправду, не задался с самого начала. Черт не по-мужски дернул Андрея жениться на Галке - самой красивой девушке курса, и влиться в ее семью, живущую весело, широко и высоко (в белокаменной обкомовской многоэтажке в центре). Тесть, по его же словам," непоследний человек в городе" и теща, интеллектуально ограниченная женщина с замашками королевы Елизаветы, приняли зятя как новый каприз дочери, как американского коккер-спаниеля Эрни, появившегося в доме за год до Зайцева после того, как дитя сердито топнуло ножкой во французской туфельке. Наверное, Галка точно так же топнула и о замужестве : уж очень ей хотелось переплюнуть недавно окольцевавшуюся подружку. Родители, понятное дело, расстарались: ресторан на триста мест, осетрина, шикарное платье из ручного кружева, "Чайка" и певица про "Ягоду-малину".
Всё это "изо-били-еее" Зайцу потом частенько отыкивалось, когда он, прокравшись на кухню, обнимал тоскующего по ласке Эрни и смотрел в его всепонимающие глаза. Красный диплом молодого мужа, НИИ, куда его пригласили работать, как лучшего выпускника, любовь к книгам и музеям - все это было объектами для ежедневных придурковатых прибауток тещи, высмеивалось с таким энтузиазмом, что набиравший сок Евгений Ваганыч мог "учиться, учиться и учиться". Неопытный в делах семейной психологии и воспитанный в уважении к старшим, Андрей одергивал себя от ехидных просьб "постолярничать в кухне" или "поиграть на гармонике с исполнением матерных частушек". Галка искрометных инсинуаций Ангелины Петровны словно не замечала, впрочем, она вообще мало, кого замечала, кроме себя, королевишны.
Эпоха глобальных политических перемен ударила по обкомовской высотке чередой инфарктов и похоронных церемоний. Могучий тесть Зайцева в одночасье спровоцировал одну из них, и жизнь в многокомнатной квартире стала изменяться. Эти изменения Заяц, погруженный в научные изыскания и ночные кухонные размышления о смысле жизни, заметил не сразу. Сначала из холодильника пропал финский сервелат, потом из лифта исчезло зеркало в человеческий рост, и наконец, теща все чаще начала чавкать про чужое изобилие.
А поскольку двум женщинам, привыкшим жить в роскоши, непутевый кандидат наук обеспечить приличное существование не мог по определению, телеграфы и мосты захватила одержимая идеей "как-сыр-в-масле-катания" Ангелина Петровна. Нет, она не выходила на аллею парка, грустно прозванную "дорогой жизни", чтобы сторговать чехословацкое бра или подарочное издание "Фауста", как это делала вдова-генеральша из квартиры напротив. Она не пошла работать - она ринулась в рынок. В прямом смысле. С утра энергичная, как пациент после клизмы, "мамо" неслась на китайский базар - "скупаться", затем обремененная двумя клетчатыми сумарями с капорами из ангорки, плащами-пуховиками и блескучими колготками с запредельным коэффициентом каких-то там "ден", она переезжала на центральный рынок, где по знакомству прикупила "роскошное место".
Если торговля шла хорошо, к вечеру хмурый Заяц выслушивал, что он никто, рубля в дом не принес и "куда ты , Галина, смотрела?". Если торговля шла плохо, Заяц выслушивал то же самое. Справедливости ради надо сказать, что рублей, исчисляющихся теперь почему-то тысячами и "лимонами" , Андрей действительно не приносил, ибо в славном НИИ зарплату платить перестали.
Галка сначала угрюмо отругивалась, а потом тоже ушла в челночный бизнес. Да так удачно, что через полгода, затмила мать, купив пару коммерческих палаток на том же Центральном рынке,пивной ларек, пару тележек для изготовления хот-догов и вышла на новый, доныне невиданный уровень благосостояния. Зайцева не выгоняла, несмотря на материнские заветы: то ли жалела, то ли из-за Эрни, с которым, кроме никчемного мужа, некому было гулять.
А потом Эрни отправился в свой спаниельский рай. А потом теща, застудив почки на шмоточном базаре, вызвалась его проведать. А потом...
... Супруги Зайцевы иногда случайно встречались на перекрестках огромной квартиры, но делали вид, что друг друга не узнали. Впрочем, Андрей, на самом деле, не узнавал в отъевшейся, плотно упакованной в мохнатые свитера и блестящие лосины тетке хрупкую женщину, которая когда-то сподвигала его на обнос клумбы в парке Горького, написание романтических рифмовок и прочие неблаговидные поступки.
В один прекрасный день Галина Тихоновна, не отрывая речевого аппарата от дорогущей диковины - мобильного телефона, властно остановила Зайца в коридоре и вручила ему его же собственный паспорт с отметками о расторжении брака и новой прописке. На вопросительный взгляд экс-мужа бизнесвумен досадливо сморщила жирно накрашенные губы, по-кошачьи махнула лапкой в сторону выхода и властно-милостиво разрешила: "Можешь забрать папины книги!"
В новых апартаментах - однокомнатной хрущобе под вялотекущей крышей - "криворукий зятёк" сколотил бесконечные стеллажи и перевез на осиротевшей тещиной тачке богатейшую библиотеку Галкиного отца. Помимо книг, деловая бывшая упаковала в деревянные ящики некое барахло, не вписавшееся в концепцию грядущего шикарного ремонта, и побросала в старый чемодан мужскую составляющуюю когда-то совместного трехстворчатого шифоньера. Ящики Заяц так и не вскрыл, превратив в "тахту гэдээровскую" путем принакрытия их полосатым матрасом. Свадебный костюм и пальто с какой-то обкомовской живностью на воротнике (подарок предусмотрительной тещи - на два размера больше, чем требовалось нежирному Андрею) были загнаны на "Дороге жизни" и стали причиной появления у Зайцева несложных аксессуаров, типа кастрюльки, набора рюмок ,эмалированного чайника и других предметов холостяцкого быта.
До работы теперь нужно было добираться с двумя пересадками, старые канализационные трубы по ночам пронзительно гудели, цены на вегетарианские сосиски и полуфабрикатные вареники с картошкой росли со скоростью света, но Заяц был счастлив и,пожалуй, умиротворен.