Тянулись минуты, в часы вырастая…
В кустах зашуршал проявившийся Шаи.
С тоской посмотрев на своих подопечных,
Поплелся в Иалу готовить им Вечность.
Увидев у входа руины пилонов,
Задумался Шаи о силе законов:
«Осирис увлекся судом над «иными».
«Иные» ж деянья свершают дурные,
Чихая на исповедь и на закон,
Покой попирают и сносят канон».
Хранитель вздохнул и потопал вперед,
Ногой разгребая забитый проход.
Поля камышом шелестели окрест.
Забвеньем сквозило от избранных мест.
Ячмень и пшеница – под рост человека!
А может и выше – от века до века.
Из белого камня Осириса дом
С оазисом-садом и чистым прудом
Встает средь пшенично-ячменных широт.
Секимора около дома растет.
Секимора – сказка! Краса – бирюза!
Их две – как бездонные чудо-глаза.
Богини в ветвях драгоценных живут.
Бессмертную влагу алмазами льют.
Стекает водица потоком в пшеницу.
Ну как же той влаги живой не напиться?
И Шаи к потоку Секимор идет.
Навстречу выходит задумчивый Тот.
«О, боги, неужто живая душа!
А то сколь просил, а в ответ – ни шиша!
О, Шаи, поверь, ты мне послан судьбой!
Давай-ка сыграем в сенет мы с тобой».
«О, Тот, ты мудрейший из сонма богов.
Но я, к сожаленью, совсем не таков.
Куда мне, о Тот, состязаться с тобой.
К тому же я тут по причине другой.
Доверил Осирис мне души вести.
Но гости меня потеряли в пути
И дел натворили в Дуате таких,
Что нет оправданий для них никаких!»
«И где ж ты оставил гостей, о балбес?»
«Они тростниковый обследуют лес.
Сдается мне, Бену их вглубь заманил
До сроку, чтоб вход им в Иалу открыл.
Так где же Осирис, вернулся с суда?»
«Он в сон погрузился. Пожалуй сюда».
В покои прохладные Шаи ведут.
«Я скоро вернусь. Подожди меня тут».
И Тот испарился, исчез в темноте.
Ждать Шаи остался один в пустоте.
Ни кресла, ни ложа, ни стула вокруг.
Наш Шаи в магический заперся круг,
Уселся он на пол, в покой погрузился.
И сон удивительный Шаи приснился.