10 февраля, новый стиль
Под Петербургом все спокойно,
На Черной речке благодать:
Пришли и миновали войны,
Разбита иноземцев рать.
Над даром внутренней свободы,
Что не приносит ни гроша,
Не властны прожитые годы.
Живет по-прежнему душа
Нерукотворных сочинений.
И снова чист февральский снег -
Арена детских развлечений.
Спешит куда-то человек:
У каждого свое изгнанье,
Обида, ссора и дуэль,
Жена, работа и свиданье,
Желанье отойти от дел,
Наполнив алкоголем кружку,
Напомнить миру еще раз,
Что Александр Сергеич Пушкин
Наверно, умер и за нас.
Отечество
Два века минуло, как Саша,
Смесь обезьяны и тигра,
Осваивал детские игры
Под звуки державного марша.
Стремился к великому делу,
Глубокие думы скрывая,
Чтоб слава лицейского рая
Российским простором летела.
Век приближался советский.
Поэт Гумилев был в печали:
Что было Царским вначале,
Вдруг оказалося Детским.
Стал Гумилев возмущаться:
«Дети совсем обнаглели.
Лучше с царями якшаться».
Был пацанами расстрелян.
Детским село не осталось,
Бросив плохие игрушки.
Это теперь город Пушкин,
Только подправленный малость.
Больше не тигр, а макака,
Детям уже на потеху.
И никому не помеха
Пушкин без твердого знака.
Дуэль
Зимний вечер. На опушке
Холодок летит за ворот.
Пушкин выстрелил из пушки,
Но живот его распорот.
А Дантес, его противник,
Хитроумный Монте-Кристо,
Ямщику отдал полтинник
И умчался прочь со свистом
В завершение турнира.
Путешествовал по свету,
Похвалялся сувениром –
Пулей из бронежилета.
Пушкин (танка)
Музе внимая,
Даже веленью Бога
Не был послушен.
Стал бы весь ваш, государь,
Но правда выше царя.
Вольность
Пушкина кровожадного
Сбылся жестокий прогноз:
Нету подъезда парадного,
Царство пошло под откос.
Может быть, правил неловко,
Но умирал как герой
И не дрожал под винтовкой
Царь Николай наш Второй.
Но не разгромлена рать его,
Если поверить молве:
Нет уже дома Ипатьева -
Есть еще царь в голове.
Снова распустится ландыш,
Утро рассеет власть тьмы:
Самовластительный царь наш
Встанет с женой и детьми.