Чтоб остудить свой воспалённый разум,
Измученный всегдашнею тревогой,
Я выйду в парк холодный и унылый.
Парк - место выгула собак и идиотов,
Влюблённых и мечтающих влюбиться,
Бездомных и живущих в изобилье.
Я ни к одной из этих категорий
Не отношусь. Я - среднее меж ними.
День начался. Обычный, серый, хмурый.
Такой, каких я видел десять тысяч.
И я хожу. И думаю о жизни.
О том, что мной испытано вчера,
И, что сегодня снова повторится.
...А было так: валялись на столе
Окурки и обугленные спички.
Хотелось закурить. Побрёл к соседу.
Он угостил ...не только сигаретой.
Какая-то бурда стояла в банке.
Мы выпили. Он начал говорить,
Ругать интеллигентов, коммунистов,
Показывая знанье языка,
Какому мог завидовать лингвист,
Тем более - затюканный филолог.
А кончил речь он просьбою внезапной:
Чтоб я продал ему свои ботинки.
Не знаю, сколько с ним мы просидели,
Но, уж не меньше часа, вероятно.
Вот запищал синицею звонок.
Я дверь открыл. В дверях, смотрю, Она.
- Привет! Не ждал?
«Привет...» - я отвечаю,
И притворяюсь ласковым, весёлым.
Ну, словом, убеждаю, как могу,
Что я безумно рад её приходу.
А, между тем, цежу сквозь зубы тихо:
«Какой же чёрт тебя сюда занёс?!»
Знакомы с нею мы уже давно.
Друг друга изучили досконально,
А этого достаточно вполне
Для появленья бесконечной скуки,
И мне она порядком надоела.
Меня всё бесит в облике её:
Её глаза, в которых правды нет,
Её всегда накрашенные губы,
Уставшие от жарких поцелуев,
И гладкие лоснящиеся бёдра,
Готовые любого соблазнять.
К тому ж, она, как водится, глупа.
Для женщин это - частое явленье,
Когда смазливость с глупостью - в соседстве.
Она смазлива. Что и говорить!
Но приставать я к ней не собираюсь,
И не хочу затягивать в постель.
...Но, слава Богу, вечер наступил.
Допив свой чай и, съев кусочек торта,
Она исчезла с чувством недовольства.
И, я надеюсь, больше не вернётся.
Но рано мне судьбу благодарить.
Подобных ей на свете слишком много,
И с ними предстоит ещё общаться.
Избавишься скорее от болезни,
Но не от общества, увы!
А общество и состоит как раз,
За очень-очень редким исключеньем,
Из дураков, врунов и лицемеров.
От дум таких всего меня коробит
И хочется порою умереть.
Однако, лишь задумаюсь о смерти,
Мгновенно мною страх овладевает.
Ведь неизвестно, что ТАМ после будет,
И будет ли ТАМ что-нибудь вообще...
Об этом знал лишь Данте Алигьери,
Который путешествовал по Аду
И рвался в Рай к любимой Беатриче.
Но жил-то Данте в средние века.
Теперь, наверно, Ада нет... и Рая.
А посему казаться стало мне,
Что буду вечно жизнью наслаждаться
В заплёванной и шумной коммуналке,
Играя на обшарпанной гитаре.
Май 1991 г.