ПОЭМА О ПУШКИНЕ
1.
Директор Царскосельского лицея,
Блистательный сановник Энгельгардт
Сказал о Пушкине, что он имеет
Пустое сердце, без любви и Бога,
И, может быть, оно настолько пусто,
Что никогда на свете не бывало
У юношей еще такого сердца.
И, кажется, имелся у него
И повод для сужденья –
эпиграммы,
Которыми поэт жестоко сыпал
Налево и направо; про монаха
Фривольная поэма под Вольтера;
Стихи о неприличных тайных встречах
С пригожими служанками; пирушки
В лицейских кельях – и стихи о них.
И мало, очень мало сочинений
О Боге, о России, о победах
В великих битвах, – словно кто об этом
Писать поэта силой заставлял...
И вот уж приговор ему суровый,
Что он пошляк, безбожник, вольтерьянец
И гиблый отрок мрачного безверья.
2.
“Безверие” – он так и назовёт
Бессмертное своё стихотворенье.
Он так обворожительно признает,
Что сам в себе безумно с юных лет
Он погасил свет веры несравненной
И сам себя оставил без опоры,
Поскольку за могилой атеиста
Нет ничего – одно небытие.
И потому отпадший отрок веры
Достоин не язвительных упрёков,
А доброго людского сожаленья...
Но, показав, какие муки ждут
Его в безверной жизни, где нет места
Ни Богу, ни духовному бессмертью,
Он так заманчиво нарисовал
Толпу людей, в храм Господа входящих,
И торжество священных алтарей,
И голос пастыря, и сладостное пенье
Хоров церковных, и блаженство веры –
Знать Бога и Небесный Дом Его,
Всегда открытый и всегда доступный
Для тех, кто гонит от себя безверье.
Но если эту вечную полярность
Так ощутимо осознал художник,
Кто может дать гарантию того,
Что из полярности одной в другую
Поэт не перейдёт?
А я замечу,
И каждый, – даже если не поэт,
Но если убедится, что безверье
Несёт с собой безумное мученье
И смысла жизни разрешить не может,
Как это делает святая вера
Во Вседержителя, Его Творенье,
Бессмертие души и Дом Небесный,
Который люди Царствием зовут.
3.
А век спустя давал опасный крен
Прообраз жуткой башни Вавилонской,
Социализм, с безбожием суровым,
С безверием, неколебимей веры,
Бесспорным, несомненным, неуклонным,
Падение в которое назвал
Безумным угашеньем света Пушкин.
Но Пушкин с верой сравнивал безверье,
Он веру знал; ему о вере няня
И бабушка Мария Алексевна,
И батюшка, семейный воспитатель,
Наставник младших Пушкиных,– частенько
Говаривали; в Божий храм водили;
А после Пушкин сам туда ходил;
Молился на могиле брата...
Так что
Он веру знал, и свой отход от веры
Во имя молодого утвержденья,
Поддавшись глупой моде, совершил.
А нам-то, нам-то, нам-то было не с чем
Безверье наше сравнивать.
В безверье
Рождались мы, взрослели, умирали,
Одно лишь зная, что в последний срок
На кладбище снесут нас и зароют,
И вечному забвенью предадут.
Вот тут-то и нужна была нам вера
В свои удачи, силы, гениальность,
Чтобы забвенье делом пережить.
И горе, если вдруг осознавал ты,
Что нет в тебе таланта никакого,
Что ждет тебя старательная Лета,
И хоть кричи, хоть в петлю головой...
4.
Когда укоры совести настолько
Измучили поэта, что не знал он,
Где уголок найти в своём изгнанье,
В Михайловское прикатила тройка
С дородным строгим царским офицером,
Который объявил, что государь
Велел в Москву изгнаннику явиться.
И за четыре дня они домчались,
И подданный предстал пред Николаем
В осенне-тихом Чудовом дворце.
“Что, Александр Сергеевич! – непросто
Идти во мраке за вождём унылым,
Как ты когда-то в юности горячей
Безумное безверие назвал? –
Так государь к поэту обратился
И энергично руку подал первым. –
Мне кажется, что лучшему поэту
Давно пора своё мировоззренье
Пересмотреть, от вольностей избавить
И к Богу благодарно привести...”
Потом они ходили по дворцу
И два часа, почти без перерыва,
О Боге, смысле жизни говорили
И о стихах, конечно,
и поэт,
Взволнованный нежданной добротою
Вот-вот провозглашённого царя,
Служебную записку обещался
Ему послать и дать свою оценку
Всему, что в двадцать семь своих бурливых
И беспокойных создал лет. –
И вот
Сидит поэт и пишет, пишет, пишет
О том, что большинство его творений
Скорее легкомыслием явилось,
Чем убежденьем внутренним, и всё же
Сквозь очень частый внешний скептицизм
Проглядывает внутренняя вера.
И вот встает вершина перед ним –
Чтобы во всех стихах, во всех поэмах
Светилась вера, тихо и привычно,
Как даже в самый непогожий день
Мир поднебесный солнце освещает...
5.
Лет в тридцать пять ему приснился сон.
Почтенный старец некий, в белой ризе,
С такой же белой бородою длинной,
Предстал пред Пушкиным, перекрестил
Поэта и промолвил:
“Будь покоен.
Пройдёт немного времени и узришь
Божественное Царствие Небес.
Уж скоро, скоро странствие земное
Твоё придет к концу, и Ангел смерти
Тебе святой венец готовит. Путник,
Возляжешь скоро на ночлеге. В гавань
Войдёшь, бесстрашный плаватель. Усталый
И бедный пахарь, отрешишь от плуга
Волов своих в последней борозде.
Уж скоро, скоро грешник тот великий,
О коем предвещание ты слышал
И коего ты ждешь уже давно,
Придёт к тебе, чтоб мирно исповедать,
И о тебе получит разрешенье,
И ты заснёшь спокойно вечным сном...”
И с этой ночи пушкинская лира
(Смотри поэта Полное Собранье)
Звучала теми струнами, что Богу
Приятны и угодны и которых
Мудрее в поднебесном мире нет.
В то время он переложил Молитву
Ефрема Сирина – писал стихами,
А слово в слово вышло.
Говорили,
Что он к поэту ночью приходил,
По Божьему особому веленью.
И получается – предупреждают
О чем-то нас не люди, не цари,
И даже не святые – только Бог;
Лишь Он свои благие планы строит,
И в эти планы посвящает нас,
Когда, конечно, посвятить захочет...
6.
А Пушкин в затемнённом кабинете
На простынях истерзанных метался.
Боль от ворвавшейся в брюшную полость
Пчелы невинной – пистолетной пули
Всё тело, как щипцами, разрывала.
И душу жгучая терзала совесть:
Зачем он на дуэль Дантеса вызвал?
Ведь это против заповедей Божьих,
А он их так легко и зло нарушил...
Скорей, скорей письмо писать царю
И вымолить последнее прощенье.
И срочно за священником послать,
Чтоб исповедаться и причаститься...
Вот входит секундант, но он с вопросом:
“Не поручить ли отомстить убийце?”
Но Пушкин незнакомо как-то вскрикнул:
“Нет, нет! Не мстить за смерть мою. Я сам
Во всём виновен. Бедного Дантеса
Хочу простить. И одного желаю –
Все замолить грехи и умереть
Христианином...” – Просит он перо
С бумагою. И побыстрей послать
За батюшкой.
И вот священник входит.
Внимает раскалённым и глухим
Больным словам поэта. Причащает...
И Пушкин вдруг притих. И прояснилось
Лицо его. Потом скрестил он руки
И к Господу душою отошел.
И светлый старец с белой бородой
И ангелы сверкающею свитой
До самого Господнего Престола
Великую сопровождали душу...