Неделя началась с известия о возвращении родителей из Германии и двойки по математике. Антон смотрел на учительницу, грыз ногти и злился на бабушку, которая, как всегда, не смогла узнать точно время прибытия поезда.
Двойка означала, что его оставят после уроков, переписывать работу, а родители, если приедут днем, обнаружат разбросанные по комнате листы ватмана, краски и банки с грязной водой, которые бабушка принципиально не убирала.
«Мальчик должен все делать сам! Тем более убираться после игр!» – так считала папина мама, так считал папа и, поэтому, также считала мама.
Антошкины художества папа тоже считал игрой, но это была единственная игра, которая выводила родителей из себя и, порой, приводила в бешенство. И все потому, что папин брат был странным художником. Точнее, он сначала был странным, а потом художником. Чем чаще Антон открывал краски и брал в руки кисти, тем жестче с ним разговаривал отец, и тем громче и страшнее с ним ссорилась мама. В конце концов, Антон решил, что рисовать нужно и можно, когда родителей нет дома, а еще лучше, когда они уезжают в Германию. Как ни любил он маму и папу, но страсть к рисованию заставляла его с нетерпением ждать их отъезда и со страхом – возвращения.
Одиннадцать рисунков на полу его комнаты и двойка за контрольную не оставляли Антону ни малейшего шанса на рисование сегодня, завтра и после, после завтра. А может быть даже и никогда. Вот почему Антон смотрел на учительницу, грыз ногти и не чувствовал, что с кончика мизинца уже сочится кровь.
Учительница бросала строгие взгляды на всех, кого постигла участь неудачника. За ее спиной, на зеленой классной доске резвилось солнце. Солнечные зайчики то собирались и замирали в центре, то оживали и разбегались по углам класса. Это грузовики с цементом, проезжая мимо школы через длинную лужу, разбивали отражение солнца.
Неподалеку шло строительство торгового центра. Стоило учительнице отлучиться во время перемены, как в класс влетали любопытные ученики со всего этажа. Они прилипали к окнам, чтобы посмотреть, как расширяется огромный котлован, в который уже могла бы вместиться школа и пара прилегающих домов. А когда появился остов подземной парковки, Эдик попросил Антошку, нарисовать входной билетик.
Антон нарисовал их семь штук, разные и очень красивые - с эмблемой третьего «А» и номером школы. Такой пропуск хотел бы иметь каждый. Эдик распечатал их на цветном принтере и начал продавать всем входящим по двадцать рублей, а одноклассникам по пять. Но, через день билеты покупать перестали, потому что третий «Б» отказался носить в карманах эмблему другого класса. Еще один вечер, пришлось потратить Антону на заказ Эдика. Теперь, все младшие классы имели свою эмблему, а ученики могли вписать в нее собственное имя. Эдик с этой акции получил тысячу шестьдесят пять рублей, а Антону досталась двойка. Он не успел выполнить домашнее задание, подготовиться к контрольной и закончить самый лучший рисунок – небо над ...
Над чем раскрывалось небо, он не успел узнать, хотя рисовал до десяти вечера, пока бабушка не выключила свет. «Слишком много времени ушло на билетики» - пожалел Антон. Он смотрел на солнечного зайчика, и вдруг, перед глазами его потянулась даль, какой он никогда не видел в своей жизни. Ни в фильмах, ни на картинках не было такого раздолья, принимающего тень облаков и отдающего небу янтарный свет. Травы колыхались, словно желто-красное море, и в этом море плескались мелкие, слабенькие цветочки, разные и похожие, но только в одном из них, крошечными буквами, было написано слово. Антон вскочил с места и опрокинул стул. Класс разом обернулся на него и зашуршал.
- В чем дело, Сомов? – услышал он издалека. Картинка рассыпалась. Антон опустил голову и сел. – В чем дело? – спросила учительница строже. И тут, зазвенел звонок.
- Все кого я назвала, остаются на шестой урок. Остальные расходятся.
Антон быстро сунул в рюкзак учебники и рванул к двери. Учительница поймала его за плечо и придержала, теплой ладонью прижав к себе его голову.
- Сомов Антон остается, Кочетков остается, Магомедов, Серегина…
Антон вывернулся из-под ее руки и выскочил за дверь, едва не сбив с ног какую-то девочку.
В раздевалке он отыскал Эдика.
- Пойдем ко мне домой, - выпалил он ему в ухо. Эдик отпрянул и зажал ухо ладонью.
- Сомов, ты че? Оглушил!
- Пойдем ко мне скорее. Сегодня мои родители возвращаются, а у меня эмблемы для классов на полу - сказочно-красивые получились! На ватманах! Можно прямо в классах на стены вешать. Если отец увидит - разорвет обязательно. Давай у тебя дома их спрячем, там совсем чуть-чуть подправить нужно, тогда можно в школу нести. Знаешь, как все обрадуются?!
- Фу, - скривился Эдик. - Зачем они нужны? Их же никто не купит.
- Мы так отдадим.
- А бизнес? Главное прибыль. Нет прибыли – нет интереса. Я домой хочу. Пока братан не вернулся с работы, успею в Варкрафт поиграть.
- Эдик, ну пожалуйста, возьми рисунки.
- Не.
Антон побледнел. Перед глазами раскрывалось небо и даль. «Теплая!» - мелькнуло у него в голове. «Нужно, теплой, красно-коричневой краской тени накладывать!».
- Эдик, миленький! Я для тебя все, что хочешь сделаю - забери рисунки. Хоть один забери!
- Да отстань ты от меня, - Эдик толкнул Антона в грудь. Антошка потерял равновесие и упал на спину, ударившись затылком о кафельный пол.
На его похоронах, мама держала в руках кисточки и плакала, а папа, зло улыбался и мял коробку с красками.
Рядом с папой стоял Эдик и просил:
- Антон, вставай, вставай…
Боль была настолько сильной, что он сначала застонал, а потом понял что произошло и открыл глаза. Перепуганный Эдик сидел рядом с ним и заглядывал ему в лицо.
- Ты чего? Вставай. Я же тихонько толкнул, - оправдываясь, он оглядывался по сторонам, остерегаясь быть замеченным взрослыми.
- Я думал, что умер, - сказал Антон и сел, прижимая ладони к голове. На затылке раздувалась шишка. Эдик потрогал ее и выдохнул:
- Ого! Нужно мокрую тряпку приложить, чтобы не лопнула.
- Не лопнет, - тихо сказал Антон.
Эдик помог ему встать и выйти из школы на улицу. Проходя мимо охранника, мальчишки старательно улыбались, как будто ничего не произошло. Но охранник даже не посмотрел на них.
- За деньги возьмешь? – спросил Антон.
Эдик оживился.
- Ага! За пятьсот рублей!
- За триста.
- Пятьсот.
- Ладно.
Весь следующий вечер Антон провел у Эдика. Он рисовал, а Эдик сидел за компьютером. Их никто не беспокоил. Брат гулял с девушкой, а мать была на работе.
- Деньги принес? – спросили Эдик, когда Антошка поднялся с пола и позвал его посмотреть.
- Через неделю. У меня день рождения будет, конструктор «Лего» подарят и денег дадут.
- О! Я так не согласен! - Протянул Эдик обиженно. - Или сейчас давай или забирай к себе домой свои картинки.
- У меня сейчас нет.
Эдик задумчиво прищурился и пробурчал:
- Проваливай. Постерегу твои вещи еще неделю.
А через неделю в учительской лежали десять ватманов с красочными эмблемами каждого класса. Учителя восхищенно разглядывали их и удивлялись, что у Эдика открылся талант настоящего художника. Больше всех удивлялась учительница рисования. Она даже высказала сомнения по поводу авторства юного таланта, но ее слова никто не услышал. Эмблемы разнесли по классам и развесили под дружный гомон учеников.
Когда вешали эмблему в третьем «А» Антон сидел молча на своем месте и грыз ногти.
После уроков он и Эдик шли вдоль бетонного забора, огораживающего строительную площадку.
- Так всегда бывает, - говорил Эдик. - Если за хранение товара не оплачено, то товар конфискуется. Все по-честному. Понятно?
- Угу, - кивнул Антон и свернул в сторону своего дома. До отъезда родителей оставалось целых восемь недель!
Юбилей бабушки Антона отмечали в ресторане. Антошку одели в новый костюм и впервые взяли с собой. Он сидел рядом с мамой, слушал тосты, смотрел, как бабушка утирает нос салфеткой, потому что всегда любила всплакнуть за праздничным столом, и грыз ногти. Сначала мама шепотом делала ему замечания, брала его за руку и, придерживала в своих ладонях его пальцы. Потом перестала обращать на это внимание и увлеклась разговорами с гостями. Потом она танцевала, а Антон разглядывал взрослых и считал. Он переводил две недели, оставшиеся до отъезда родителей в Германию, в часы и минуты. Он с нетерпением ждал, когда пятьсот рублей, полученные им в его день рождения, превратятся в свежие краски и новые кисти. А раскрывшееся небо, с конфискованного Эдиком рисунка, оживет на другом листе бумаги, но уже не над янтарной далью, а над плачущим фиолетовым лесом.
На следующий день взрослые спали слишком долго. Даже бабушка громко храпела в своей комнате и не встала, чтобы покормить внука завтраком.
Антон налил сока в стакан и сделал бутерброд с колбасой, но откусить не успел – в дверь позвонили. В комнате родителей по-прежнему было тихо. Антон вышел в прихожую, подвинул табурет к порогу, взобрался на него, посмотрел в глазок и заорал, подражая басовитой интонации отца: «Вставайте все! Америка пожаловала! Сергей приехал! Дядя Сережа!». И квартира, действительно ожила.
До обеда Антон сражался с гостем, сначала в шахматы, потом на мечах с датчиком касания. Оба взмокли и утирали потные лбы, притворно стыдясь бабушкиных замечаний. Но после обеда, пришлось вернуть друга родителям и уйти в свою комнату.
- Когда обратно собираешься?
Антон слушал разговор взрослых, лежа на полу своей комнаты, глядя в белый потолок, на котором можно было рисовать глазами, как на листе бумаги.
- Думал в среду, но придется задержаться. Купил на Вернисаже работу молодого художника, нужно оформить разрешение на вывоз.
- Культурные ценности вывозишь? – усмехнулся папа.
- Ты же знаешь, галерея должна пополняться.
- Конечно, - с сарказмом протянул папа. - Америке своих художников мало.
- Хватает, - улыбнулся гость, приглаживая взъерошенные волосы. - Трудно отыскать что-нибудь значимое, не шаблонное.
- Не это ли значимое стоит у нас в прихожей? – К разговору мужчин присоединилась мама Антона.
Сергей хмыкнул, поднялся из-за стола и принес большую, плоскую коробку из картона.
- Интересно посмотреть, что сегодня приоритетно в живописи, - сказала мама.
- Интересно сколько он за это выложил? – сквозь зубы процедил папа.
- Сумасшедшие деньги для приобретения на улице, но уверен, она будет стоить намного дороже.
Антошка влетел в кухню.
- И мне покажите!
Мама тревожно взглянула на гостя.
- Сереж, ребенку это можно?
- Да-да.
Распакованную картину Сергей поставил на пол у свободной стены. Взрослые отошли к столу.
- Ничего подобного не видел, - шепнул изумленный папа.
- Работа студента из академии Глазунова. Мне обязательно нужно с ним встретиться. Перспективный художник. Придется напрячься, чтобы найти его, ознакомиться с другими работами и, возможно, заключить контракт.
- Она не подписана? – спросила мама, подходя ближе к картине.
- Нет, но продавец подробно описал парня, назвал факультет и курс. Думаю, этого будет достаточно, чтобы найти его.
- Или ее, - сказала мама.
- Не найдешь, - отрезал папа.
Сергей скорчил недовольную гримасу.
- Почему?
- Если не хотел указывать имя, вряд ли передумает.
- Жаль, - вздохнула мама.
- Ничего подобного не видел, - тихо повторил папа.
- Буду искать, - еле слышно сказал Сергей и прикусил нижнюю губу.
Они расступились и замолчали, только в лицах происходили изменения, как будто каждый, вдруг, обнаруживал давно потерянное, очень дорогое когда-то - вроде плюшевого мишки, с пуговицами вместо глаз, или машинки без колеса, однажды, забытых в детстве у дворовых качелей.
- Найди его, Сережка, - нарушил тишину надтреснувший голос папы.
Антон искоса взглянул на него, медленно подошел к картине и тронул колосок, прижавшийся к земле, в тени высоких мелких цветов.
- Вот имя, - робко сказал он.
- Нет, что ты, малыш, это растение, - мама присела рядом, обняла сына за плечи и посмотрела внимательнее. - Сергей, - позвала она, - здесь, кажется, буквы.
Антона отодвинули в сторону, и все трое уселись на корточках, вглядываясь в одну точку.
- ЗА? – прочитал папа, и его брови поползли вверх.
- Антон Сомов, - прочел Сергей и, не веря увиденному, широко раскрыл глаза.
- Третий «А», Антон Сомов, - прочитала мама и посмотрела на сына.