Прощай. Она вошла, и в дверь просочился холод уличный, простуженность всеобщая и еще чуточку гнилого запаха осени. Комната сразу заполнилась морозом потрескивающим и ароматом ее духов. Теперь у нее другое настроение, мучительное, как зубная боль. Прежде из нее просачивался розовый сок, а теперь впалые щеки нервно впитывают запах дешевых сигарет. Губы хрустят и трескаются, а голос стал диковатым и каким-то особенно гортанным. Взгляд этой "погибшей" стал мягким, сосредоточенным, бессильным и тепловатым. Впечатления от жизни раздражали ее, как обстановка больничной палаты- нервного человека. Сердце пропускало теперь по два удара за раз, оно металось, как умирающий в предсмертной агонии. Волосы ломались, а соломенный цвет их стал отдавать зеленым, гнилым оттенком. Тонкие запястья по привычке убирали их с погасших, некогда зеленых глаз. Ломкие пальцы с толстыми костяшками прилежно прочесывали каждую умершую прядку. "Погибшая" всегда молчала, ее мысли тоскливо путались, а сама она уже давно поменяла привычные очертания, усохла и таяла. Отвратительная бледность не подходила ее тонким кровавым губам. Сквозь каждую пору просвечивала паутинка вен, лениво гоняющая кровь по уже неживому организму. Лицо ее ничего не выражало. Перед глазами плясали черные точки, воздух душил ее своей липкостью, вызывая постоянный кашель. Эта простуженность вызывала у "погибшей" тошноту. Сырость и едкий запах дымного холодка заживо хоронили ее.
Этот неприветливый и голодный до человеческих чувств город открывается лицемерным 'добро пожаловать'. Никому здесь нет дела, что ты такая измученная 'погибшая' потерялась на второстепенной ветке метро. Отсыревшие проспекты заглядывают в глаза автомобилям, ты заглядываешь людям в души. Сюда приезжают непременно прощаться. Прощаться не с кем-то, а так, отвлеченно, с самой собой.