(19 век)
Смет украл красивую молодую жену акына Азербая. Говорят, что до этого между ними была любовь. Их догнали. Азербай должен был решить их судьбу.
Спеленатого арканом Смета сбросили у двери юрты. Он с трудом поднялся на ноги. Ухмыляющийся Алибек в двух местах рванул ножом, и аркан кольцами упал на землю. Смет поглядел вниз на аркан и отшвырнул ногой.
Мокрые от пота кони, всхрапывая, выискивали остатки травы возле юрты.
Смет, потирая затекшие руки, глядел на черный прямоугольник двери. И тихо пел последние слова:
«...Что гляделся в озеро
рябое
от ветров холодных, -
не жалею.
Что не избегал любой работы,
засыпал голодным, -
не жалею.
Что делился с добрым
полной чашей,
а с недобрым -
чаще,
не жалею.
Что утрами умывался сажей,
а ночами — снегом,
не жалею.
Масла мне в дорогоу не сбивала
тихая подруга,
не жалею.
Что мечта о друге не сбывалась
долгими ночами,
не жалею.
Не качал я сына на колене,
не ласкал ладонью,
не жалею.
Говорят, что счастье мчит оленем,
не догнать на чалом,
не жалею.
У любой скалы меня вствечала
смерть кривым кинжалом,
не жалею.
Об одном я только пожалею,
что судьбу не повторить сначала.
Об одном я только пожалею,
что уйду, как ветерок по лицам,
что уже ничем не заболею,
что уже тоске не повториться.
Об одном я только пожалею,
сном последним в травах засыпая,
что не знал я никого милее
женщины
поэта Азербая.»
Он пропел это одним дыханием, не напрягаячсь и не торопясь. Его плечи и голова еще отчетливо песчатались на мрачном небе.
Днем он был некрасив, его образу не хватало голоса.
И я вспомнил, что во всех встречах с ним мы видели, но ни разу не слышали его. Резко отошел полог, вышел маленький седой Азербай.
Алибек!- позвал он сына.
Я здесь, отец.
Дай двух коней, пусть уходят.
Отец!...
Пусть уходят с миром.
Из-за спины Азербая выскользнула, закрыв лицо шалью, Баян. Смет схватил узду своего чалого, подсадил Баян. Поймал коня Алибека, вскочил и, ударив каблуками, они ушли в черную степь.
Отец!- Алибек яростно плакал, опустившись на корточки.
Тогда слушай, сын. И вы слушайте. Мужчина Смет опозорил меня. Но поэт Смет продолжит славу Азербая. Мясо готово?
Уже поспело, ата! - звонко откликнулась молодка в белом жаулыке.
Кто голоден, пусть войдет, - и великий старик скрылся в юрте...
1973