Глава вторая
1
Не всё я помню.
Но порою
Встают, как явь, передо мною
Картины безотрадных лет:
Хребтов далёких силуэт,
Степи наскучивший простор,
Дорога, пыльный хвост отары,
Чабан, обветренный и старый;
А ближе - каменный забор,
Колодец, флигель, тень орешин,
Цветник, скмеечки кольцом,
Старинный дом с узором трещин
И с вензелями над крыльцом.
Каприз отшельника-вельможи
Был в этом доме воплощен:
Со злыми призраками схожи -
То конь гривастый, то дракон,
То фресок вид малопристойный
И не рассчитанный на нас,
Извёсткой грубо забелённый
От любопытных детских глаз.
То пара фей в убранстве Евы,
Собой украсив потолок,
Ведёт неслышный диалог...
И, кажется мне,
эти девы
Моей судьбе на много лет
Предначертали мрачный след.
Простите мне пространность
слога:
В Закаспии не столь уж много
Объектов русской старины.
А россиян в годы войны
Сюда сгоняли вне этапов,
С клеймом приспешников врагов,
Случалось также, без него,
По воле сталинских сатрапов.
Режиму чем-то не угодны,
К трудам тяжелым не пригодны,
Они слонялись по степям
Без пользы людям и властям.
Тоской и горечью томимый,
Полусвободный этот люд
Искал себе хотя бы мнимый,
Хоть кратковременный уют.
И, находя его с трудом
В краях приветливых, но чуждых,
Лишь обострял святые нужды.
Вот почему наш детский дом,
Едва случалось в поле зренья
Кому попасть, без промедленья
Был посещаем,
вопреки
Запретам правящей руки.
Доныне помню тех людей:
Одни черны, предельно тощи,
Как будто странный чародей
Добыл из ямы чьи-то мощи
И, наспех кожей обтянув,
Зачем-то на ноги поставил
И жить, и двигаться заставил,
А смысла жизни не вдохнул.
Другие, что покрепче с виду,
От первых несколько ушли
По части духа.
И несли
Печаль и горе, и обиду
В себе. Подспудно, в глубине,
С мечтой о мести наравне.
Закон пред ними все ворота,
Кроме тюремных, закрывал.
И всё же в нашем доме кто-то
Из них бывал и пребывал.
Тепло сердец скитальцу - Мекка.
Уставы мерзкие круша,
Приемлет чуткая душа
Беду другого человека.
И, прочь отбросив опасенья,
Разделит кров и хлеб, и мненья.
(Скажу, при мне за этот кров
Сменили трёх директоров).
Зато, как родничок в пустыне,
Наш дом изгнанников питал,
Наперекор лихой године
В сердцах надежды пробуждал.
Под русской крышей русский дух
В них воскрешал свяшенный трепет,
И наш русскоязычный лепет
Бодрил их утомлённый слух.
Тут в понимании добра
Уроки брала детвора,
Какие преподать бы смог,
Увы, не каждый педагог.
11
Случалось лиц иного рода
Нам принимать в своих стенах:
То шеф с какого-то завода,
То фронтовик при орденах,
То из соседнего колхоза -
С концертом дети.
А порой
Нас вдруг поставят в длинный
строй,
И некто, сдерживая слёзы,
Идёт,
и воспалённых глаз
Не в силах оторвать от нас,
Твердит, похожие на стон,
Слова:
"Ну где же... где же он?"
Нелёгок опознанья миг.
Счастливчикам "Ура!" кричали.
И был печален этот крик
Для тех, кого не опознали.
Но мы, надеждами дыша,
Свой ждали час.
А Ожиданье
С любым справляется страданьем,
Ему ты только не мешай.
И даже, кто "совсем ничей",
Не раз шептал в тиши ночей:
"Меня узнайте же... Меня!.."
Таким ничейным был и я.
Секрет придуманных фамилий
От детворы из года в год
Хранили строго. И таили:
Пусть ложь,
да с пользой для сирот.
Не стал бы я обман хулить:
Он помогал без лишней драмы
Чужую тётю вместо мамы
В ребячье сердце поселить.
Да вот беда:
Кто долго рос
В тисках мечты, в тумане
грёз,
Переполнял ими суму
И уж не верил ничему.
Мне доля выпала иная.
Бывало, скукой изнывая,
Надеялся и я: вот-вот
За мною кто-нибудь придёт.
Нахлынут всякие родные,
И тут начнутся чудеса:
Мы полетим в края иные,
Где нет степей, но есть леса,
Где много рек, морей и пашен,
Где башни звёздами горят,
С которыми никто не страшен.
Я это знал из букваря.
Я детской мыслью в поднебесье
Мог уноситься без труда.
И видеть сверху и Полесье,
И всю страну.
Была б нужда,
То поднимался б ещё выше...
И тем, хоть сам того не знал,
Себя я от хандры спасал
Под нарисованною крышей.
Фантазия росла, крепчая,
И явь, и сны в себя включая;
И дажен зазвучали в ней
Немые диалоги фей.
Когда бы времени поболе
Мне отпустил недобрый рок,
Я показать вам был бы волен
Волшебниц гипсовый мирок.
Но такова моя порода:
Чтобы закончить важный труд,
Не достаёт или минут,
Или какого-нибудь хода.
А нынче выпал день особый...
Не опоздать к финалу чтобы,
Я ряд моментов умолчу
И тем рассказ укорочу.
111
Как говорят, от подворотни...
Наш дом раздельно, по полам,
Вмещал детей около сотни,
И разделён был пополам.
В ту комнату, где потолок
Нагие девы украшали,
Входить ребятам запрещали,
Там был завхоза уголок.
Но я, в минуты утомленья,
Здесь находил уединенье -
Завхоз нередко выпивал
И дверь открытой забывал.
В твореньи, несколько
сумбурном,
Что созерцать мне довелось,
Благочестивое с амурным
Так удивительно сплелось!
Но горе - варвары пришли
И "барский дух" изжить решили,
И всё на стенах изрубили,
Что неприемлимым нашли.
Каким же нужно быть дебилом,
Чтобы кувалдой и зубилом,
Барясь за "нравов чистоту",
Сгубить такую красоту!
Мне не по-детски было жаль
И труд творца, и смысл
сюжетов,
Почти утраченных.
Печаль
Меня язвила.
У поэтов
Я прочитать уже успел
О чистых мыслях, о геройствах...
В себе растил я эти свойства,
И в том немного преуспел.
Над искалеченным искусством
Я предавался горьким чувствам,
И что осталось от зубил,
Подолгу созерцать любил.
В тиши и сумрачной прохладе,
Меж бочек, мётел и кулей,
Я рифму первую приладил
К словам, "услышанным" от фей.
А "слышал" я от них немало
О неразгаданных мирах,
Существовавших на стенах
Перед нашествием вандалов,
О многом - важнм и пустом,
О смысле жизни и о том,
Где разум черпает мудрец,
И в чем фантазии венец.
Волшебниц мифы и сказанья -
Не больше, чем проказы сна.
Но в дебрях моего сознанья
В них проростали семена.
И вот уж вымысла побеги,
Тая канву текущих пор,
Сплелись в причудливый узор...
Искать в лесу при свете Веги
Едва приметную тропу -
Почти бессмысленно.
Строку
Я так свою искал. Ан, глядь -
Стихов уж полная тетрадь.
Чтоб их, убогих, кто-нибудь
Не осмеял, коль прочитает,
Я прятал их.
Как дева грудь,
Едва набухшую, скрывает;
И в окружении подруг
В своём таится повзросленьи,
Предвосхищая наслажденье
В прикосновеньи дерзких рук.
Однако, шалости пера,
Как и отрочества пора,
Заметны юным и седым,
Как ветер, кашель или дым.
Не помню, сколько я творил,
Тетради пряча под полами,
Да только вдруг заговорил
Во всеуслышанье стихами.
Одних я этим восхитил;
Других, которых единицы,
Довёл едва не до больницы,
И в прах едва не превратил.
Но те принять успели меры:
У психиатра взяв примеры,
Мня признали дураком,
Стуча в колено молотком.
1V