Вот Оно
1.
Вот оно. Тронулся поезд. Самолет подобрал шасси,
Будто красные лапы – чайка,
Корабль отчалил.
И – что - тебе вслед? Спасибо? (читай: спаси).
Колеса вплавят в рельсы лёд наших зим.
Гудящей точкой в небе ночном скользит
Ловец печали.
Пункт назначения можно назвать началом.
Черт, чем же так прошило?
Впрочем, плевать, - сквозная.
Знаешь, вот что паршиво:
На каждое «веришь, или...?»
На каждое «ты так решила!»
Есть безусловное: «знаю».
Знать.
Знать все варианты любого случая,
В тёмных водах – знать - все отмели да излучины.
Не смогли и не сумели не то, что - лучшими,
А - хорошими.
Человеками.
И теперь – бессовестно крепко мучает,
Снится прошлое.
Помнить ни к чему.
Верить - некому.
В тёмных водах - небеса и ты,
Все по-взрослому?
Что ж, тони!
И спасти бы, да руки заняты.
Вёслами.
Извини.
И доплыв до берега, лодку привязать,
Развести огонь, посидеть, погреться.
Нечего сказать.
Утонуло сердце.
Мало ли их, красных, под густой осокой,
В темноте, на дне.
Тень на водной ряби кажется высокой.
Свысока – видней.
Сотни тихих звуков: ветерковье, волность,
Плещево, шуршаль.
Нет тебя - и ладно, стану плакать? - полно,
Мне тебя не жаль.
Брызги от огня.
А тебе – меня?
Мне не нравится эта мысль.
Слишком много внутри поэта:
Если любишь, имеет смысл
Только это.
Торг уместен ли? Баш на баш?
Будешь преданным и предашь.
Как бы ни было - жизнь умна:
За любовью придёт война.
Будь ты Дон Жуан, Дон Кихот –
За любовью война придёт.
Розовеет печать зари.
Просто не с кем поговорить.
Допустим, он был бы как человек. Почти.
Умел бы улыбаться и хмурить брови,
Имел бы резус-фактор и группу крови.
И мог расти.
Его никто бы не принимал всерьёз, по крайней мере,
В него никто бы толком и не поверил.
Допустим, он абсолютно не человек.
Он окончателен, вездесущ и вечен.
Всецело точен, праведен, безупречен.
Бесчеловечен.
Тогда он был бы мертвым, застывшей формой, по крайней мере,
В него никто бы толком и не поверил.
Просто не с кем поговорить:
Радость? Сила? Жуть?
Я могу его сотворить,
Я - ему скажу.
Я скажу ему: хватит лоб удивлённо морщить
От моих порою безумных, смешных идей.
Я всё сделаю, как ты скажешь, но только больше
Никогда.
Не показывай мне.
Этих.
Людей.
Отведи их в другую сказку, другой дорогой.
Чтобы между - вот до звезд! - ледяные глыбы.
Никогда не видеть и никогда не трогать.
Всё, спасибо.
Нет, ещё одно (шёпотом прошу,
Даже ветер стих):
Нас с тобою – пятеро (радость, сила, жуть),
Покажи – других.
2.
Вот оно. Наше время – инсталляция мертвечины.
Мне не нужен повод, если ясна причина.
И не нужен удобный случай и точный знак.
Инсталляция крепко сшита зеленой ниткой
Из купюрного вещества.
Ты давно существуешь, чтоб покупать со скидкой
Преимущества и права.
На ветру шуршит твой зеленый флаг.
Чьи на нем портреты?
Ты мне - враг.
Немыслимо - только это.
Но - только так.
Здесь нельзя сохранить тактичность, идти навстречу,
Обнажаешь лицо под маской – тебе каюк.
Наше время – бандит, оно нападает вдруг,
Бьёт наотмашь, воруя душу, надежду, вечность.
Коллективной пыткой.
Бонусом. Со скидкой.
Глупое кино.
Ты - с ним заодно.
Я могу звучать жестоко или зловеще -
Все звучит острее, если пришла беда.
Наше время дает напрокат лишь чужие вещи.
Я беру белый флаг, я - сдавшийся перебежчик,
И бегу босиком по земле между ям и трещин.
Мне стреляют в спину.
Промахиваясь.
Иногда.
В инсталляции жизни, где время так нагло врёт,
Мою беду никто бедою не назовёт.
Пули за спиной.
Все моё – со мной:
В тетрадке детской – машинки или принцессы,
Секретик в песке под стеклышком, переливные календарики -
Поцарапанные временем чудеса мои.
Добежать до леса. Лишь добежать до леса.
Или до реки.
Это главное самое.
Добежать. Уже не достанут. Тише, тише…
Посмотреть назад.
Ты – на той стороне, я вижу, но я не вижу -
Что – в твоих глазах?
Вот оно. Ты куда-то бредешь один.
Мир по швам распорот.
И в тебе говорит другой господин,
Тот, кто создал Город.
Говорит: в лесу есть тоже свои цари.
Здесь все так же: волчьи стаи и главари.
Ты идешь – куда? – внимательней посмотри.
И еще о чем-то - не говорит.
А потом вползает вязкая тишина.
За любовью пришла война и прошла война.
Страшнее всего по ночам, или поздним вечером.
Лежать самолетиком смятым, бумажным крылом изувеченным.
И ждать, когда рассветет, или станет легче, но…
3.
«Моя маленькая, я увезу тебя далеко-далеко.
Я тебя спасу.
Мы будем плыть под огромными звездами вместе,
Мы.
Ветер не тронет тебя.
Никто не тронет тебя.
Я буду жить для того, чтобы ты была счастлива.
Я всегда буду рядом.
Никогда не оставлю.
На тысячи жизней вперед.
Единственная моя.
Никогда. Навсегда. До скончания света…»
И что-то еще о судьбе.
Вот что отвинтить сказавшему это?
А себе?
Ну, пускай не асфальто-катком, но вполне ощутимым валиком
Эти слова расплющивают, даже не слышанные, не сказанные.
Они где-то есть - все эти «счастлива», все эти «маленькая».
Где-то же есть, просто со мною не связаны.
Вроде сердце летело в десятку, да жизнь - по касательной.
Так сложилось. Не сложилось так. Селяви.
Есть такой вид людей - сказочники, писатели.
Есть особый сорт слов – сказки о любви.
Светлячками серебристыми под лиловой луной.
Не здесь, не сегодня и не со мной.
И невидимой краской на каждой плоскости: «Не люблю».
Игры разума.
И все шансы быть любимой равны нулю.
Доказано.
Прочитать эту надпись честно – нужна отвага.
Не хватает храбрости пока.
Я играю с собой в «камень ножницы бумага»
Побеждает левая рука.
«Не люблю тебя» - красным на потолке.
Злая художница.
И бумага в правой моей руке.
В левой - снова ножницы.
Начертила черным густым углем.
Подчеркнула белым.
В «камень-ножницы» лучше играть вдвоем.
Но уж что поделать?
За любовью были война, тоска,
Ярость, досада,
Бумага, ножницы, камень.
То, что так не хочется отпускать,
А надо.
Двумя руками.