В офицерской шинели, залатанной грубо,
По-солдатски, убитым в Крыму денщиком
(Дай, Ты, Боже, ему на том свете подругу,
И землицу, и дом… дай, хотя бы на том!),
Я вступаю в Париж, не военным, не пленным.
Я - цивильный, я - бывший - везде и нигде!
И гражданство моё - просто белая пена
На холодной, родной черноморской воде!
Я вступаю, вернее, въезжаю, конечно…
Это сто лет назад мой прапрадед - вступал!
Но парижским жандармом привычно замечен:
Третий класс. Из Марселя. Лионский вокзал.
Паспорт Нансена. Так. Без сантима в кармане.
Офицер, хоть и виды видала шинель.
Всё ж, союзник вчерашний! Я сам - при Седане,
В штыковые ходил на проклятых бошей!
Это всё у жандарма во взгляде прочёл я.
Козырнув, он вернул документы: Бон шанс!
Я отдал ему честь, каблуками прищёлкнув,
И на выход пошёл, за которым Бель Франс!
Две войны - где нас черти и кони носили?
Щедро кровью крестили мы снег и траву!
Я сегодня - Никто! Эмигрант из России…
Прибыл в город Париж, а хотелось… в Москву!
Боже! Знаю, что грешен, но это уж, слишком!
Я из фляги на рю выпил водки глоток,
Чтобы в землю не лечь под каким-то Парижском…
Александровск, Каховка, хотя б - Перекоп!
Помню славные сшибки, бои посерьёзней,
И шрапнельные залпы в упор по цепи!
И горящие хаты, и воздух морозный…
И казачие лавы на белой степи…
А потом… пароходы, прощанья сирены…
Мы стояли на палубах, словно в бреду!
Нет России моей… только белая пена,
Черноморская пена в двадцатом году!
… Что-то, право, раскис, командир батальона!
Чай, корниловцы ждут за накрытым столом!
За Россию нальём, за цветные погоны…
А потом - за Париж… кров, но всё же не дом!
25-26 октября 2002 года