Он был неплохим поэтом,
Дружил с пониманьем мира.
Печатался даже где-то
В журнале «Стихо-сатира».
Он, в общем, не верил в лавры,
Не ждал их…
Конечно, враки:
В его деловой оправе
Томилась душа «писаки».
Он плакался лабрадору,
Что, чтоб им двоим покушать,
Он должен чинить приборы,
А хочет чинить лишь души.
Молился в ночное небо,
Чтоб дал ему кто-то-свыше
Не только стихов и хлеба,
А каплю удачи:
«Слышишь,
Хочу! Чтоб заметил кто-то,
Кому-то сказал, и где-то
Я признан был всенародным,
Вполне неплохим поэтом.
Я прежде просящим не был,
Но эту прошу я милость».
***
По скулам ночного неба
Комета слезой скатилась.
***
С истории предыдущей
Промчалось четыре года.
Он словом терзает души,
В вино обращает воду...
Почти... Лишь слегка не вышло
(Он пробовал в пьяном плясе).
Но все это из-за пришлых.
А дома-то он справлялся.
И слово его как
камень.
Верней, как алмаз в огранке.
Он клевый, лихой и бравый,
Особенно после пьянки.
А утром с тяжелой крышей
Он светлому шепчет небу:
«Хочу лабрадора, слышишь,
Стихов и сухого хлеба».