И снова - по скользкому полу до ржавой решётки,
расчерчено небо холодными прутьями, в клетку,
и в каждой - по звёздочке. Сбоку, на нитке короткой,
сплетённой из тучи, - лик месяца с дьявольской меткой.
Не надо. Уколы бессильны, забыть не смогу я
ни жаркое солнце, ни пылью пропитанный воздух,
ни путь на Голгофу, ни крест, ни фигуру босую,
ни запах кровавого пота, ни воинов грозных.
Я помню шершавую стену, плеча отпечаток
в том месте, что я подготовил под надпись «сапожник»,
склонённую голову в панцире слипшихся прядок,
венок, что обвился змеёй, и колючий терновник.
Не знаю зачем, видно демонам тёмным в угоду,
взлетает рука, и от звука упавшего тела
спина холодеет. Я слышу от всякого сброда
слова одобрения… Господи! Что я наделал!
Но он улыбается. Шепчут разбитые губы:
«Иди и живи, дожидайся меня, вечный странник».
С тех пор я всё жду. Где же ангелы, вещие трубы?
Когда же закончится вечный мой путь окаянный?
Я должен идти. Отпустите, прошу вас, поверьте,
я тот Агасфер, обречённый по миру скитаться,
проклятием стало тяжёлое бремя бессмертья…
Но вновь день и ночь я хожу и хожу по палате.