2. ВОСТОК — СУДЬБА МОЯ
1.
Плацкарт. Бакинский поезд. Боковая.
Беспомощно ступни торчат в проход.
Как муэдзин, протяжно завывая,
седой и непонятливый Ашот
тележку катит с жёлтым лимонадом —
на этикетках чёрный минарет.
Узбеки потянулись ближе к нардам.
Как чай калмыцкий, солнцем разогрет
здесь душный воздух. Деньги перепрятав,
в окно смотрю рассеянно: пуста
безвидная пустыня — ни куста,
ни деревца, ни птицы, ни креста,
одни таджички чёрные в халатах,
одна лазурь, одна дороги лента,
торчит на горизонте ржавый кран.
Вот, Боже ж мой, угрюмая планета!
Что, неужели люди по утрам
и здесь довольны тоже? Как, откуда
у них надежда?.. Солнце жарит — жуть!
И пыльный переезд, и два верблюда
колючку, полусонные, жуют…
Смогу ли жить я долго на чужбине?
О, ты, судьба, оставишь ли меня
здесь, в Азии, в сухой полупустыне?
Мне родина нужна одна, одна
в снегах, в туманах и с дождями ледяными.
2.
О, Восток — это тонкое, в общем-то, дело.
Подожди, не спеши!
Булки тёплой купи, ароматной и белой, —
голубям покроши.
На аллее сидят наркоманы-подростки —
пожалей дураков.
Разгружают с «газели» какие-то доски
возле парадняков.
За капотом помятым разбитая фара,
и торчат провода.
Свежей рыбой отчаянно пахнет с базара.
Это всё не беда!
А беда — до Москвы далеко, как до Бога.
Ты в печали, эстет?
Здесь течёт тяжело грязноватая Волга
в серо-жёлтую степь,
и «салам» отвечает старуха седая —
смейся, ты, идиот!
Астраханская пыль на штаны оседает.
Жизнь идёт, как идёт.
3.
Весь день медведи на цепи
гуляли возле шапито.
На мне сидело буквой «пи»
демисезонное пальто.
Я на углу стоял, как столб,
купил сокурснице беляш
(я ленинградский был набоб).
Она пришла. «Ах, Маша, дашь?» —
хотел спросить и не спросил.
Ну, разве мог я знать тогда,
что в этой речке караси
и невозвратная вода?
Теперь я вовсе тот роман
уже не вспомню… Ну и что?
Садится солнце за лиман,
и нет в пустыне шапито.
В лохмотьях Азия, салют!
Над жёлтой, высохшей рекой
бредёт чудовищный верблюд,
и я другой, совсем другой.
4.
Ай, зной стоит такой суровый, как бензина
настой и шаурмы, арбузов и бабла.
Вот женщина хиджаб сняла у магазина,
и кажется, меня она как раз ждала.
Армянский ресторан, но мне сюда не надо —
я злачные места миную за версту.
У тополя в тени — альпийская прохлада
и радугу фонтан швыряет в высоту.
А на углу застыл печальный отрок смуглый
и смотрит в синеву на белый минарет.
Там догорает диск какой-то рыбкой снулой
и обещает всё, чего на свете нет!
5.
Как невыспавшийся инок,
на кошачий поединок
разлохматившийся кот
из распахнутых ворот
неуверенно выходит.
А по Волге теплоходик
перепуганный бежит.
Две старухи платежи
коммунальные склоняют
возле рынка, и ломают
экскаваторы барак,
а таджичка «доширак»
ест из кружки на асфальте.
Вот и я «Весну в Фиальте»
у окна читаю. Мы
здесь на жизнь обречены.
Или, может быть, на гибель?
Говоришь: — Медведик, видел
эту чахлую траву?
— Эту? Видел. Доживу
до весны. — Давай Полански
мы скачаем… Астраханский
ветер, пыль и впереди
счастье: — Жди!
6.
Полутьма, но гудит вентилятор,
и мешает кошачий концерт.
А судьба, как мешком инкассатор,
побренчала, и вот на десерт
звёздных пара над крышей осколков —
серебро. Повезло? Ни шиша!
У меня только Гоголь, Набоков,
у меня только рай шалаша:
чай калмыцкий, сверчок под кроватью,
жар ночной в Прикаспийской степи.
Ах, Шушара, любимая, к платью
твоему прикоснулся я… спи,
крепко спи, рассмотри до рассвета
просмолённый рыбачий баркас,
крики чаек, стенания ветра,
как танцуешь ты раз-два-три-раз,
и улыбку волшебную — это
всё, что нужно! Достаточно с нас!
7.
Я слышал: священную суру бубнит
в мечети цветистый Восток,
где каждый немного поэт и бандит,
а кровь у него — кипяток.
Но тронулся поезд — сожжённая степь
плыла бесконечно в окне.
Колёса железный исполнили степ
троим пассажирам и мне.
Малыш-татарчонок всё спрашивал: — Дядь,
а что там, за краем земли?..
Сидел я и думал: «Нельзя же сказать:
“Там небо. Ну всё, отвали”».
И я отвечал: — Понимаешь, в конце
там тысячи, тысячи звёзд.
И где-то в галактики дальней кольце
такой же вот поезд идёт.
А в нём татарчонок на степи глядит
и хочет узнать, почему
за столиком дядя угрюм и сердит
и не отвечает ему?..
Молчали, и встречный тревожно басил.
И шпалы, верста за верстой,
считая, плацкартный меня уносил
от нежной, единственной, той.
8.
...И мутная Волга, и весь этот хлам
домов деревянных, и колокол медный
над ними, и весь тот базарный бедлам,
где пряностей запах, и запах конфетный,
напомнивший счастье семейное, — всё
присыпано пылью провинции бедной.
Шушарочка, хочется всё же лицо
каспийскому ветру подставить на этой
земле оскудевшей...
P. S. Письмецо
О НЕЙ,
Велимиром недавно воспетой.
…Душа не устала любить и прощать,
и жизнь, как заманчивый фильм Голливуда,
идёт бесконечно, но так хороша,
как будто ещё не родился Иуда,
как будто я — мальчик Давид, и праща
надёжна, и куст полыхает, —
О, ЧУДО!