ПРЕДАНИЕ
О СВЯТОЙ
РАВНОАПОСТОЛЬНОЙ
НИНЕ
Матери моей, Нине Антоновне,
и всем, кто носит имя
равноапостольной святой
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале...
Михаил ЛЕРМОНТОВ.
«Тамара»
I.
В далёкой провинции римской,
Оставив мирские дела,
У церкви иерусалимской
Седая старуха жила.
Когда-то она воспитала
Сестру патриарха,
и вот
Совсем уж ненужная стала
И встречи ни с кем уж не ждёт.
Лишь корку засохшего хлеба
Прохожие ей подадут,
И молится старая небу,
И дёсны краюшку жуют.
Да тёплые мысли прихлынут
И долго витают во мгле,
Пока в очаге не остынут
Потухшие угли в золе.
II.
Но скоро ли или не скоро,
Вдруг голос –
теплее огня:
– Да как же ты здесь, Нианфора,
Под старость живёшь без меня?
И женщина в тёмной накидке
Спешит к Нианфоре прильнуть,
И слёзы, как бисер по нитке,
Скатились старухе на грудь.
Сусанна пред нею склонила
Колени, легко, без труда...
Её она грудью кормила
Когда-то в былые года.
Читала Псалтирь постоянно
И в храм, только свет восходил,
Водила, где братец Сусанны
Церковные службы служил.
Уж лет пролетело немало,
Она их забыла считать,
Но женщину сразу узнала –
Как матери дочь не узнать!
– Ну, хватит, родная... Иль горе?
Так горе –
не горе у нас... –
И дочка своей Нианфоре
Поведала грустный рассказ.
III.
– Ты помнишь, Ниан, Завулона,
Боярина римского?
С ним
Как муж и жена по закону
Мы стали единым одним.
И тихо все годы с ним жили,
И Бог умилял нам житьё,
И Ниночку-дочку родили,
И нету прекрасней её.
Такая уж умница, право,
С молитвой да с Богом в душе,
И судит по Библии здраво,
И знает все службы уже.
Учиться бы ей да учиться,
Не всякому это дано,
Но, видно, другому случиться
По воле Небесной должно.
Одни мы с дочуркой отныне,
И нету нам горше потерь –
В песках Иорданской пустыни
Муж Господу служит теперь.
А я...
Бог судил дьякониссой
Мне стать до скончания дней.
И я к тебе с просьбою низкой:
Стань матерью дочке моей... –
И тёплою грустью обдать их
Спешит бедной кельи уют...
И женщины снова в объятьях,
И слёзы горючие льют...
IV.
И долго старухе казалось,
Лишь голос с утра зазвенит,
Что время ничуть не промчалось,
А в прошлом всё так и стоит.
И так же, поднявшись с кроватки,
Сусанна торопится к ней,
И те же улыбка и прядки,
И взлёт удивлённых бровей.
Всё то же в рассвете белёсом
Сияние искренних чувств,
И только другие вопросы
С наивных срываются уст.
В тот день о Спасителе мира
Спросила, присевши за стол:
– А где же Христова порфира,
В которой на муки Он шёл?
– Ах, всё бы ты, милая, знала;
Такая ты, право, у нас, –
Со вздохом старуха сказала, –
Ну, слушай... Вот быль без прикрас...
V.
– Лишь знает Спаситель про это,
Да ведал джигит удалой
Из дальнего города Мцхета,
Давно уж зарытый землёй.
В день казни Господней в охране
Он хмуро стоял у креста,
Смотрел на пробитые длани,
На кровь и мученье Христа.
Ударами копий добили
Казнённых, и так, для утех,
К разделу вещей приступили
Христа и разбойников тех.
Тогда и достался иверцу
Прославленный Божий хитон
И сразу пришёлся по сердцу,
И всюду с ним странствовал он.
Когда ж покорил он для Рима,
Для Вечной Державы – весь свет,
Вернулся, хитоном хранимый,
В старинный языческий Мцхет.
И вечером, лишь заискрится
На небе холодном звезда,
Шли идолам люди молиться, –
Он с ними не шёл никогда.
Он в сакле своей запирался,
И гас за окном небосклон,
И тайный ларец открывался,
И чудно светился хитон...
VI.
С тех пор неустанно молилась
Приёмная старицы дочь,
Чтоб милость неверным явилась,
Чтоб Бог им изволил помочь.
Чтоб светом чудесным хитона
Был разум слепцов озарён,
И жили бы впредь окрылённо
Под радугой новых времён.
С невиданной страстью и жаждой
Молилась, чиста и светла,
И в сон её тихий однажды
С небес Божья Матерь сошла.
– Ты избрана нами, – сказала, –
Готовься в далёкий поход.
О чём ты молила, мечтала,
По воле Небес настаёт.
– Да как же, – ответила Нина, –
С Иверией в битву вступать,
Когда мне за Божьего Сына
Меча, и того не поднять?
– Меча? так его и не надо, –
Звучит мягкий голос окрест, –
Вот крест из лозы винограда,
Сильнее меча этот крест!
Иди в дикий край, и не бойся,
В духовном окрепнешь бою,
А время придёт – упокойся,
Бог веру оценит твою...
VII.
И Нина едва ли без страха,
Но в светлом стремленье одном
В покои спешит патриарха
Поведать о чуде ночном.
Встаёт перед ним на колени,
Но, встрече предсказанной рад:
– Всё знаю. Мне было виденье, –
Ответствует материн брат. –
Иди. Я приветствую это.
Молюсь. Принимайся за труд.
Тем более завтра до Мцхета
Посланники наши идут...
VIII.
Шли полем, предгорьем, ущельем.
Бодрились. Неровен был час.
И горцы с гортанным весельем
В пути их встречали не раз.
Сверкали глазами, клинками,
Внушали им волю одну:
Идите покорно за нами,
Вы наши рабы, вы в плену!
И если б не робкая Нина
(Взор долу – лишь только взгляни), –
Не брёл бы тропой ни единый
Посланец владыки в те дни.
Лишь только она вынимала
Воздушный свой крест из лозы, –
Вдруг солнце над ними сияло,
И не было словно грозы...
IX.
Добравшись до Мцхета тесниной
Ещё до ночной темноты,
С ночёвкой устроилась Нина
У старой-престарой четы.
Последнее время супруги
Работали в царском саду.
За праведных слыли в округе,
Весь день отдавали труду.
Добры и приветливы были
Они к тихой гостье своей,
Водою ей ноги обмыли,
Полили на кудри елей.
До ночи её угощали
Едою и сладким вином,
И много всего рассказали
О том, что осталось в былом.
Хозяюшка Анастасия
Тем былям не знала числа.
Забылись с веками иные,
А эта до нас дожила.
X.
«В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на чёрной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.
И там сквозь туман полуночи
Блистал огонёк золотой,
Кидался он путнику в очи,
Манил он на отдых ночной.
И слышался голос Тамары:
Он весь был желанье и страсть,
В нём были всесильные чары,
Была непонятная власть...»
XI.
Такая же старая башня
Стояла и здесь, за Курой,
Как память о жизни вчерашней,
Чернея над чёрной скалой.
И в страсти такой же царица
В ней долгие годы жила.
Но время безудержно мчится,
Царица давно умерла.
И крепость совсем обветшала,
И вся уж в руинах сейчас,
И капищем идольским стала,
И жил в ней владыка Армаз.
Ужасен душою и видом,
С глазами из красных камней,
Стоял он, разгневанный идол,
Над трепетной паствой своей.
Улыбки его, словно жерла,
Зияли над прахом земли,
И новые идолу жертвы
Покорные люди несли...
XII.
Наутрие выдался праздник;
До солнца ещё, в полумгле
Потоки людей самых разных
К седой заспешили скале.
Шли нищие с тощей сумою,
Мещане семействами шли,
Торговцы поспешной толпою
Ягнят для закланья вели.
Князья с беззаботною свитой
Стегали горячих коней.
Ремесленник, оспой изрытый,
Добраться спешил поскорей.
И царский разряженный поезд
Уж цокот рассыпал копыт.
И всяк – на колени да в пояс,
Забыв, что на праздник спешит.
И Царь Мириан, и царица,
Небесная Нана его,
Спешили им всем поклониться,
Украсив собой торжество.
XIII.
Уж капище людом набито,
И нет ни местечка вокруг –
Как будто бы кто-то из сита
Усыпал и крепость и луг.
И вот фимиам закурился,
И в жертвенник хлынула кровь,
И каждый в поклоне склонился,
Являя кумиру любовь.
Но трубы когда и тимпаны
Подняли над капищем гром,
Все ниц перед идолом пали
И пыли коснулись лицом.
И, видя всё это со склона
Утёса, в минуте ходьбы,
К Христу Иисусу со стоном
Направила Нина мольбы:
– О, славный мой Боже! Помилуй!
Спаси от невежества их!
Дай бедным язычникам силы
Познать мудрость истин Твоих!
Как молния ярок и светел,
Пролей им свет веры Твоей!
Как пыль по земле или пепел,
Литых истуканов развей!.. –
XIV.
И только молитва из сердца
Успела коснуться Небес,
Свет дня над кумиром иверцев
Померк, затемнился, исчез.
Косматые чёрные тучи
Покрыли просторы меж гор,
И гром прокатился могучий,
Какой не гремел до сих пор.
И вот от невидимых, дальних,
Хребтов, полыхая в огне,
Пронесся неведомый всадник
На белом, кипучем коне!
И мысленным лучиком колким
Прожгло беспросветную ночь:
«Да это же сродник Георгий
Примчался мне, бедной, помочь!»
А всадник, подобием мести,
Ещё раз сверкнул на юру, –
И капище с идолом вместе
В шумящую сверглось Куру...
XV.
Продрогший насквозь, обомлевший,
Лишь только рассеялся мрак,
Народ, справить праздник хотевший,
Да вот не сумевший никак,
Стоял на скале сиротливой –
Всё пусто, всё голо вокруг.
И кто-то промолвил пугливо:
– Армаза низвергнешь не вдруг...
А взял с быстротой окаянской –
И в прах – на глазах у людей...
Я слышал, что Бог христианский,
Один лишь Армаза сильней...
XVI.
Садовник однажды построил
Под сенью кедровых ветвей
Шалаш, –
и нежданно устроил
Жизнь гостьи любимой своей.
Шалаш уступить упросила
Каппидокиянка.
В углу
Из скошенных трав смастерила
Постель на земельном полу.
Поставила крестик лозовый
В серёдке на низенький стол,
И с дивной молитвою новой
К ней день новой жизни пришёл.
Какой-то неведомой силой
Наполнилось сердце её:
– Голубушка Анастасия!
Пойдём-ка в жилище моё. –
Усталая, та опустилась
На сено: – Слаба моя плоть... –
А Нина молилась, молилась,
И слёзы услышал Господь.
Садовница царская Настя
Весь век прожила без детей,
А тут – несказанное счастье –
Пожаловал первенец к ней!
С такой молодою осанкой
Ходила, опрятна, стройна!..
Так первой в горах христианкой
Нежданно вдруг стала она.
XVII.
И слухом наполнился город,
И жители здешней земли,
Спасения чувствуя голод,
Тайком к проповеднице шли.
И Нина пленительным светом
Встречала желанных своих
И Новым Господним Заветом
Калек исцеляла, больных.
Однажды её разбудила
С дитём угасающим мать.
Ребёнка она уложила
В нагретую за ночь кровать.
Рассеяла сумерки свечкой
И перед заветным крестом
Склонилась с молитвой сердечной, –
И вот она в мире ином.
И кто-то бесстрашно возносит,
Её, и сжимается грудь,
И вот она Господа просит
Здоровье младенцу вернуть.
Всё замерло, не шелохнётся.
Мать пены потока белей.
А мальчик встаёт и смеётся,
И просится на руки к ней...
XVIII.
Но жизнь без грозы не бывает.
Царица –
вся в вихре угроз:
Святую она отсылает
В страну, где родился Христос.
Да смертные –
лишь полагают...
Царица слегла в ту же ночь –
И взгляда жрецы избегают,
И лекарь не может помочь.
– Доверься, – советуют слуги, –
Святой, что тобой проклята...
Пришелица сглазы, недуги –
Всё лечит по воле Христа...
И вот уж несут торопливо
Царицу в чужое жильё;
Молитву вершит терпеливо
Святая над ней,
и её
Опасная немощь проходит,
И вот, сквозь смущенье и вздох,
Она, улыбаясь, находит,
Что Спас – это истинный Бог.
XIX.
Царица и Нина сдружились,
Да так, что в тревоге большой
Язычники-горцы дивились
Невиданной дружбе такой.
Длинней становились их встречи.
Вдвоём во дворце и в саду
И утром, и днём, и под вечер
Их видеть могли в том году.
Они близнецами казались,
В речах отличишь их не вдруг,
И многих вопросов касались
Беседы ученых подруг.
Но чаще царица просила
Как можно полней рассказать,
В чём Троицы мудрость и сила,
И в чём и зачем – благодать.
А вскоре с особенным жаром
Сказала, идя по тропе:
– Священника Ариафара
Я завтра представлю тебе.
Весь «Ветхий Завет», мне известно,
Проник он познаньем своим.
Пожалуй, тебе интересно
Помериться силою с ним!..
XX.
Назавтра под самое утро,
Лишь только наметился день,
Старик благочинный и мудрый
Пришёл под кедровую сень.
– Ответь-ка сначала на это, –
Так начал знакомиться он. –
Все прежние книги «Завета»
Не Бог ли нам дал как закон?
Зачем же другие законы?
И Бог стал тройным почему?
Уместней тогда уж поклоны
Пусть идолу, но одному... –
Однако врасплох не застала
Речь мудрого старца.
В ответ
Священнику Нина сказала:
– Конечно, и «Ветхий Завет»
Дан Богом, единственно Богом,
Чтоб древние люди земли
В служении честном и строгом
Свет веры до нас донесли.
Однако за долгие годы,
Блуждая в туманных веках,
О Боге забыли народы,
В тяжёлых погрязли грехах.
И вот, наши души спасая,
Бог Сын к нам, греховным, сошёл...
– Да кто Он такой? – я не знаю, –
Старик брови хмурые свёл.–
Не ведаю Бога тройного!
А был бы – я это бы знал.
О Нём бы хоть кто-то полслова
В Священном Завете сказал!
Где Троица? С чьих показаний?
Молчишь? Значит, плохи дела. –
Но Нина из Ветхих Писаний
Святые слова привела,
Что Бог был и раньше троичен;
Троичную сущность свою
Не раз он являл... – Хоть привычен
Приём был в словесном бою:
Цитаты, цитаты, цитаты;
Но свет в них невиданный был!
И как мимо них, Боже Святый,
Он слепо всю жизнь проходил?
Вот те же слова из Пророков
Но в них ведь и впрямь о Христе,
О точных пришествия сроках,
О казни Его на кресте...
И старец наш, спор уступая,
Решительно вымолвил: – Ох,
Ты, дочка, и вправду святая!
Всё. Верю. Троичен наш Бог...
XXI.
Пока жаркий спор неустанно
У кедра могучего шёл,
Старик неспроста великана
Рукою ощупывал ствол.
– А вот что, Христова невеста, –
Загадочно вымолвил он. –
Возможно, шалаш твой – на месте,
Где Божий таится хитон.
Когда-то в наш город иверский
Воитель лихой Елиоз
В шкатулке, узорной и веской,
Христову одежду привёз.
Она в тайном месте лежала;
Но как-то, наряды любя,
Порфиру жена увидала
И мигом её – на себя!
И замертво рухнула на пол,
Хитон не отнять – как прирос.
Поплакал мой родич, поплакал
Да в сад их тайком и отнёс.
Земелькою свежей засыпал,
Могилку слезами полил,
И сердце тоскою насытил,
И кедра росток посадил.
И вот уж я думаю, Нина, –
Удачей твой день озарён
Не с той ли причины, вестимо,
Что рядом, под кедром, хитон?..
XXII.
И ночь уж над садом.
И снится
Божественной страннице сон.
Как будто бы чёрные птицы
Слетаются с разных сторон.
И, сев на поляну, друг друга
Согнать норовят, заклевать
И, пользуясь чьим-то испугом,
Получше местечко занять...
Но вот она встала, смеётся,
И машет плетёным крестом,
И стая за стаей несётся,
Кружит на просторе речном.
И вот уже чёрные птицы
Ныряют и плещут в волнах,
И каждая к небу стремится
Белее, чем снег на горах!
И – замерши – носятся немо,
И вновь поднимают трезвон,
А небо уже и не небо,
А горы накрывший хитон.
И к саду пернатые мчатся,
Над кедром круги свои вьют,
И дружно на ветки садятся,
И чудно, как в храме, поют...
XXIII.
Чуть утро, отправилась Нина
Царице свой сон рассказать.
И вдруг от царя Константина
Посланцев увидела рать.
Давно уж советы благие
Она подавала: народ,
Мол, хочет царя Византии
Просить о крещенье. И вот –
В багровых накидках охрана,
А с нею, в пути пропылён,
В колясках служителей храма
Едва ли не весь легион.
На тройках, горячих и прытких,
И тоже в дорожной пыли,
В огромных закрытых кибитках
Священную
утварь
везли.
И Нина узнает сегодня:
Что гвоздь, не изъеденный ржой,-
С креста, как объявят, Господня,-
Посол
вёз в карете с собой.
«Так вот что случилось!
– Крещенье!
Услышал, услышал Отец!» –
И Нина в великом волненье
Пробраться спешит во дворец.