Самое страшное в жизни, это признаваться в собственной трусости. Особенно признаваться себе.
Ты можешь сказать друзьям, что тебе страшно прыгать вслед за ними с высокого моста в мелководную речку. Стыдно только сначала, друзья посмеются над твоей трусостью и скоро забудут. И может быть, уже через десять минут у вас будет новое опасное предприятие, например, прыгнуть с крыши старого цеха в кучу слежавшихся опилок, и уже в нём ты не спасуешь, не струсишь и шагнёшь вместе со всеми, сделаешь так же, как другие. Вот и всё.
А если себе самому признаться, что ты трус, то с этим признанием надо же как-то жить. А жить невыносимо. Жить, зная, что ты трус, что хочешь прыгнуть с моста как другие, но ссышь, самым позорным образом ссышь. И не потому, что прыгать опасно, что речка мелкая и можно донырнуть с размаху до самого дна и сломать шею, захлебнуться, умереть. Это – само собой, страшно. А потому, что ты просто боишься оторваться от перил. Боишься, и всё. И ничего не можешь с этим поделать, твоя трусость сильнее тебя.
И как, скажите, с этим жить в свои 8-9 лет? Не-вы-но-си-мо!
Осознание того, что ты трус, всегда всплывает в такой момент, когда ты вот только подумал, что ты, как разведчики в этом фильме, тоже мог бы совершить подвиг, но тут - бац! и всплывает: а нифига ты бы не смог! ты трус. И ты начинаешь себя презирать и ненавидеть. И уже никогда не поверишь себе, в себя, что – нет, ты сможешь, ты совершишь. Фигушки, думаешь ты, ты трус, слабак, ты сдрейфишь и убежишь, отступишь, а может даже и предашь. Бр-р, противно. Сам себя ты уже заранее презираешь.
У нас все знали, что в райцентре живут одни хулиганы и драчуны. Их хлебом не корми, дай только нас, деревенских подловить и поколотить. Если бы просто колотили – ерунда. Но они унижают. Как? А чёрт их знает. Говорят же – унижают. А это куда как хуже, чем просто побьют. Так мне кажется.
А всё-таки в райцентр идти надо – в тамошних магазинах продают иногда такое, что в наших деревенских магазинах никогда не бывает. Например, фонарики и ножички. Если бы вы понимали хоть что-то в серьёзных вещах, вы бы знали, чего стоят в нашей жизни настоящие фонарики или складники. Ценней нет ничего. Ну, может быть, только велосипед.
Со мной идёт Глебка Ивнёв. Если бы на его месте были братья Генка и Толька Воронки, что живут недалеко от нас, мне было бы на всё наплевать. Они старше, больше и сильнее меня, с ними мне было бы не страшно. А Глебка, он даже ниже и хилее меня. И может быть – он ещё больший трус, чем я сам. Какая от него поддержка. А ещё он больной, у него этот, как его… пороГ сердца. Ещё в первом классе, когда на перемене завязалась драка, учительница строго наказала всем не трогать его, потому что у него «врождённый порок сердца». Мы спросили, как это «порог», она сказала, что его слабое сердце может остановиться от чего угодно. Напугается человек и всё – хана ему. Или побежит быстро, и тоже – каюк. Вот такой у меня был попутчик, а что делать. Пронёсся слух, что завезли военные фонарики и охотничьи складники с множеством лезвий и специальными усиками для извлечения тугих гильз из ствола дробовика. А кроме Глебки заинтересованных лиц не нашлось.
Где-то уже на третьей окраинной улице появились они – враждебные силы числом в 5 человек. Как будто караулили. Все чуть постарше нас, а, главное, покрупнее. Их боевой настрой не оставлял надежд на дипломатическое разрешение ещё не начавшегося, но неизбежного конфликта.
Один, самый длинный (на целую голову выше меня) протянул руку к груди, ухватился за значок «гвардия». Потянул, чтобы оторвать, но значок - на резьбе - не оторвался. И в это время Глебка вдруг перехватил руку верзилы, закричал, чтобы не лез. Я не ожидал такого. Я уже успел испугаться и в принципе был почти готов отдать без боя дорогую мне вещь, лишь бы они отстали и не стали выворачивать карманы. При таком раскладе нашей финансовой состоятельности был бы нанесён сокрушительный удар. Плакали бы тогда фонарики и ножички.
Верзила оттолкнул моего нежданного защитника, остальные надвинулись на него. И тут я вспомнил про порок сердца. Я взревел: не трогайте его, у него пороГ сердца, и набросился на обидчиков, размахался кулаками. Один – против всех!
Может, кто-то подумал, что я поборол страх? - ошибаетесь. Ничего не поборол. Он остался. Но, чтобы его не видеть, не чувствовать, обмануть его, выйти из-под его липкого влияния, я и заорал про пороГ и пошёл в наступление. Я даже не сразу понял, что мне не оказывают сопротивления, а, скорее, успокаивают, удерживают.
- Тихо, тихо, ты чо разошёлся. А как это «пороГ сердца»? – спросил верзила. Я как мог рассказал, чем опасна Глебкина болезнь. Мальчишки как-то уважительно посматривали на того, кто мог в любую минуту взаправду умереть от всего на свете.
Под конец длинный, поглядывавший на мой значок, спросил, откуда он. И, услышав, что его привёз с войны отец, со значением произнёс «Орден! Настоящий! Здорово!». И добавил: « Молодец!»
Кого он имел в виду?...