И.Б
Моё почтение
Скажу к прочтению
Безотлагательно прошу прощения
пусть вам моё вторжение, не тяготит, паче того
пусть не претит и не выводит из терпения
как этот нерасчетливый курсив, волнения,
морщин, на глади моря не видать
но жизнь одно мгновение.
Вот почему, вторгаюсь, пусть хотя бы вспять.
Зане любому чувству, должно отражение.
Двадцать один - лишь десять минут третьего.
Увы, бестактен циферблат, но к сожалению деться некуда.
Почти элегия, скажу я вам. Разве, что в Рим.
Где пополудни, время движется по буквам, как пунктир
Такой вот, схожий с вами алфавит.
Там за спиной маячит Парфенон и Еврипид застывший в лавре
слепых надежд , прекрасных лир, артериальной музыки литавры
Кто греку – мир, ромеям – гнев и галлам воля
Та, вероятно русскому как миг, где в сумме трое.
Прозрачный обиняк соединил , цвет глаз и флору, Сиам и воду
каждый пустяк, в который себя влил, сих фраз литоту.
Я не на йоту не совру, перу, блокноту, скрип терпя.
Тем самым разделяя без остатка, пишу вам, задним днём календаря.
Весьма наивная, армейская считалка.
Так вновь обдав дыханьем окно
сызнова водит по нему рука
инициалы непреложно, словно краской
закатной совести кумачной вперекор
И буквы Р артелью с А
стекают вниз, венецианской маской
Желаю вам и впредь стремить водой
тем самым шествовать над серой массой
Желаю оставаться молодой
По крайней мере, просто оставаться
Пусть паутина вен не тронет пальцы
и в вашей жизни будут в постояльцах
Ни громкие шуты. Ни тихие мерзавцы
Вам не желаю, труху дней подсчитывать,
друзей считать конечно, но не советую
на них рассчитывать. Смотря на вещи вчуже
Расширен внутренний наш мир, а внешний к сожалению сужен.
Да будет спешки шаткий пыл, смежным углом потушен.
Так часовые пояса в миг затянув потуже
уходит Водолей и Рыбы выдыхают стужу, чтобы февраль затих.
Контуры птиц вновь обживают небо, летя к себе самим.
Подальше от равнин чужих.
Желаю вам не быть ранимой, за запятой не уязвя других.
Как в ателье тут коротали дни, но скоро тают льды
И вот он. Март. Художник не продаст портрет, что выстрадал
Поэт поэтому влюблен в февраль, зане так много, смог он высказать
Je t'aime обитель, нот квартирант, Имре Кальман
столь тайный композитор, ;;;;;; посмел сыграть
Пусть всё это нелепо.
Но Гулливер, здесь в двух шагах, позирует Родену
А память как итог, не подлежит обмену
Так точит заскорузлый ключ, обшарпанную стену
Прошу простить за сложности и обороты
но мёртвая петля, порой едина с бытием пилота.
От точки невозврата, к обломкам самолёта
И вероятно не важна, сама длина полета,
сутулость речи, верно идиома
по Достоевскому, я в роли Идиота.
Синонимичен же индейский клич, когда звучит зевота.
Желаю вам гореть да не сгорать,
скора гора в веригах постоянства.
Дарю вам то, что может дать душа,
бредущая околицей пространства.
Спасибо, что опавшая листва,
меня накрыла до опалы рабства,
спасибо, что мне помогли сбежать
замечу, что без всякого жеманства.
Благодарю за чувства в абажуре,
свет раздражитель, ровно, как почтовые брошюры.
Точка тире, точка тире, Морзе-Моне.
Спасибо за пленение в прищуре.
Рейсы мурашек пробегут по коже.
Но рельсам дальше плеч идти не гоже.
Вместо люблю, напишут, обожаю
и атеист вдруг выкрикнет – О Боже.
Застынув в обелиске, перекрестил меня мираж
на риск этой записки.
Вы не серчайте на него, примите молчаливо.
Из точки И до точки Б.
Не вспомнил имя.