Замшелый колодезный сруб,
Студёная бодрость водицы.
Напьюсь - и вода заструится
Щекочущей змейкой у губ.
До сердца стечёт холодком,
Оно заколотится гулко.
Качнёт молодица бедром,
С ведром проплывёт переулком.
Черпну ей водицы:
- На чай?
- Да цаю хоцу хоть цутоцек!
Уж больно ты басок с лица,
Который скуцаешь годоцек?
-Тридцатый.-
Я ей говорю.
- Тридцатой?! Порато и ладно!
За цаем встрецаем зорю?
- Да нет,- отвечаю,- накладно.
- Накладно? А я за постой
С тебя не востребую царку!
- Который твой дом-то?
- Шестой...
Уваж-ко, молодцик, доярку!
И так ковыряет глазком,
Как будто я с кем-то сличаем.
- Разгоним круцину цайком!
У нас не скуцают за цаем!"
Стихотворение вызвало восторг у Виктора Бокова, Владимира Цыбина и Николая
Старшинова, прошло по центральным газетам, было опубликовано в "Дне поэзии",
в антологии "Русская поэзия.ХХ век".Этот говор до сих пор жив в порубежных
районах Вологодчины и Архангельской области и, как мне говорили, кое-где в
Сибири, видимо у вольных или невольных \ ракулаченых/ пререселенцев из этих
мест.