ГЛАВА 14
О ТОМ, КАК БЕРТОЛЬДА ВЕРНУЛАСЬ ВМЕСТЕ С РЫЦАРЕМ
Хранят преданья и былины
СтрокАми неприметных троп
Легеды пасмурной долины,
Куда и днём честной народ
Ходить не любит...
Чёрный грот -
Проход в неё — отверстый гроб
Скрывают ели исполины
И холм сутулый стережёт.
На дне её поток ревучий
Змеёй пластает петли зла,
Беснуется, терзая кручи,
Дробясь осколками стекла
Чернее мёртвого Коцита.
От света елями сокрыт он
Подобьем чёрного крыла.
В лесу всё сумрачнее...
тени,
Свиваясь гадами, ползут,
Нещадно тернии растений
Рвут плоть, впиваются, грызут.
Тая надежду и тревогу,
Сквозь них, как в жутком полусне,
Седок на взмыленном коне
С трудом прокладывал дорогу.
Боясь с Бертольдой разминуться,
Фон Гульбранд гнал и гнал коня,
Надеясь, на исходе дня
С ней в замок засветло вернуться.
Тревожась, что она одна
Скитаться здесь обречена,
Надеясь лишь на Божью милость.
На небе мёртвая луна
За тучу рваную укрылась
И непроглядный влажный мрак
Предгрозья
затянул овраг,
Утёсы, чёрные стволы
Глухим покровом зыбкой мглы.
Блазня болотными свечами -
Знаменьем дьявольской игры,
Клубились чёрные шары,
Пугая мёртвыми очами.
Вдруг БЕЛОЕ на скате дня
Или утёса промелькнуло,
Как будто пламя полыхнуло,
Пятном светящимся маня.
Бертольда то, в размывах света
На миг открывшейся луны,
Или дразнящая примета
Зловещих козней Сатаны?
Коня пришпорил рыцарь смелый,
На белый блик его гоня,
Но тот, ногами семеня
И храпом душу леденя,
Стал на дыбы остервенело.
Не тратя времени напрасно,
Фон Гульбранд привязал коня
К стволу,
и пешим, в путь опасный
Пустился, латами звеня,
Туда, где у гнилого пня
Светился контуром неясным
Какой-то странный силуэт,
Тая неведомый секрет.
Сплетаясь сетью непрохода,
Хлестали ветви по лицу,
Чтоб, уподобившись слепцу
И не сыскав речного брода,
Фон Гульбранд поиск прекратил
И ноги вспять оборотил.
Раскаты грома нарастали,
Всё ближе молнии блистали
И слышался со всех сторон.
То стон, то громкий грай ворон.
Вела фон Гульбрандта, владела
Его сознаньем мысль одна:
Она — Бертольда, в платье белом
Лежит недвижна, холодна,
Полна смирения и страха
На берегу ручья Шварцбаха.
Всё ближе тело...
вот уж рядом
Прекрасный абрис рук и плеч.
Фон Гульбранд голосом и взглядом
Спешит внимание привлечь
Беглянки, ветреной подруги,
Застывшей в трепетном испуге.
В ручей последняя помеха
Летит...
Надеждой обогрет,
Зовёт её...
но только эхо:
«Бер...Берто...» - слышится в ответ.
Склонился к ней... она же резко
Взметнулась, злобою горя...
В разрывах молниева блеска
Открылась рожа упыря.
«Куда же ты,- она вопила,-
Прильни ко мне, не озоруй!
Красавчик, где твой поцелуй?»
И мерзостью смердящих струй
Его до нитки окатила.
Фон Гульбранд, с ужасом
от хари
Отринул... подлая — за ним
Неслась в заливистом угаре,
И гнусным хохотом своим
Куражились лесные твари.
«Проклятый Струй! Узнал твои я
Замашки, пакостный ручей,
Персты холодные, кривые
Не знали доблестных мечей
Достойных рыцарей?
Отведай
Святого жала — острия,
Пред ним бессильна власть твоя,
Что смертным нам готовит беды.
Лови, проклятый, поцелуй мой,
Сносящий голову с плеча,
И впредь четырежды подумай,
Сколь месть людская горяча.
Ишь, раскатал губищи сдуру,
Свои проклятья бормоча»...
И на белёсую фигуру
Упала ненависть меча.
Глупец! Меня — Творенье Божье
С душой бессмертной, ужаснуть
Мечтал...
не солоно вернуть.
Однако, чур...
не вышел рожей!
Я Берту бедную спасу.
Нет власти в прОклятом лесу,
Меня способной удержать!
Бессильна дьявольская рать
Пред тем, кто волей наделён,
И храбр, и дерзок, и силён,
Чьё знамя - Божья Благодать»!
Фон Гульбранд этими словами
Проникся сам.
Его душа
Затрепетала, словно пламя,
Ночные образы круша.
Горя восторгом упоенья,
Он силы новые обрёл
И, по веленью мановенья,
Разжались гибельные звенья,
Что оковали чёрный дол.
Ещё к коню не воротился,
Как слышит, где-то в стороне
Негромким эхом прокатился
Бертольды голос в тишине,
Моля о помощи...
Беглянка,
Теряя силы, вверх ползла
И, с безнадёжностью подранка,
Рвала гнилые кольца зла.
Но тут и рыцарь... Очень кстати...
Живой, любимый человек,
И с ним тепло его объятий
И укоризна за побег.
Звать, убеждать не нужно было,
Влеклась и сердцем и рукой
В места, которые любила,
Где власть и счастье, и покой.
Идти за рыцарем готова
Бертольда... сил бы ей найти!
Пытался Гульбранд вновь и снова
Коня к подруге подвести,
Тот упирался, бил копытом,
Вставал, беснуясь, на дыбы,
Метался, брызгая по плитам
Кровавой пеною губы.
Так Струй бедняжку приужастил,
Что конь не слушался узды.
Страшась неведомой беды,
Не признавал хозяйской власти.
Так и пошли пешком устало,
Ведя коня на поводу...
Его же снова, на беду,
Шальная злоба обуяла.
Тут, на одной из чёрных троп
Раздался скрип и мерный топ,
И стук колёс, и хриплый зов
Возницы, что прийти готов,
Казалось, чтоб, заблудшим им,
Помочь участием своим.
Уж близок он — гигант возница,
Два белогривых скакуна
Громадных, с белой колесницей,
Куда та пара впряжена.
Приблизились... «Замрите, клячи!» -
Суровый голос прорычал.
Дед сивой гривой покачал,
Заметив Берту,
и, тем паче,
Беснующегося коня.
«Что ж, положитесь на меня,-
Сказал,-
улажу ваше дело.
Доверьтесь старому всецело.
Знаком мне этот конский бзик...
Всё дело в том, что здесь привык
Хозяйничать который год
Владыка воздуха и вод.
Лошадки, чувствуя врага,
Стремятся вырваться в бега.
Я знаю слово — отворот.
Его на ухо животине
Шепну — и страха нет в помине,
И бзик немедленно пройдёт.
«Прошу тебя, проделай это,-
Промолвил рыцарь,- поживей
И наваждение развей
Словечком странного секрета».
Возница, голову клоня
Неукротимого коня,
На ухо что-то произнёс
И конь, как будто в землю врос.
Пыхтел лишь, поводя боками,
Роняя пену с чёрных губ.
Возница, по хозяйски груб,
Отёр бока его руками.
Конь успокоился, ослаб,
Склонил загривье, словно раб,
Сопротивляться перестал...
Знать крепко Сивку укатал
«Секрет» возницы-старика,
И взгляд, и властная рука.
«Садитесь в фуру, голубкИ,-
Сказал старик,- пора и в путь,
Там ваты белые тюки
Дадут вам славно отдохнуть.
А измождённого коня,
Что лишь на живодёрню гож,
Привяжем, пусть плетётся всё ж.
За нашей фурой семеня».
Так и свершилось...
Мощный дед
Пошёл, прокладывая след,
Вперёд,
и кони, вслед за ним,
Ноздрями извергая дым,
Под гору фуру понесли,
К ручью, журчащему вдали.
Устроившись на тюках ваты,
Бертольда с рыцарем легли,
Прижавшись тесно,
и вели
То ласковый, то виноватый
Влюблённым ясный диалОг,
Пересказать который мог
Лишь взгляду
встречный взгляд открытый.
Фон Гульбранд нежно, несердито
Подругу, будто бы, корил
За безрассудство поведенья,
Но взгляд открыто говорил
О страсти, полной нетерпенья.
Она ж, касаясь тайн его,
Плела неведомо чего
Про грех вины перед женой,
Про то, что только ей одной
Он должен преданно служить,
Её дыханьем дорожить,
А Берте — лучше и не жить,
Всем сердцем рыцаря любя
И брак с Ундиною губя.
Фон Гульбранд слабо утешал,
Пылал, порывисто дышал
И губ её и мокрых глаз,
Томясь желанием, не раз
Касался жаркими губами,
Прологом к неизбежной драме.
Тут их идиллию прервал
Возницы глас, что призывал
Все силы воздуха и вод
Помочь им двинуться вперёд.
Из фуры выглянула пара
И взвыла, не снеся удара:
Вокруг, как чёрная беда,
Клубилась чёртова вода
И волны быстрые несли
Повозку к стрежню от земли.
Она ж не ехала — плыла...
Их пара грызла удила,
Касаясь мордами волны,
Что вздыбилась из глубины.
«Твоя дорога вышла боком,-
Вознице рыцарь,-
нас потоком
Несёт. Подумай, как найти
Нам брод, чтоб рЕку перейти.
Старик! То козни Кюлеборна!
Сыскать прошу тебя покорно
Для Кюлеборна-наглеца
Бронь отворотного словца».
«Словечко есть, но ты сперва,
Пред тем, как выпытать слова,
Узнай готовящего месть -
Меня, что зреть имеешь честь.
Прими прощальный поцелуй!
С тобою ведается Струй!»
И рожа, злобно хохоча,
Рыча из-за его плеча,
Явилась...
Бешеный поток
Коня с повозкою волок
В стремнину...
Над людьми же вал
Объятья злобы раскрывал,
Готовясь рыцаря и деву
Предать безжалостному гневу
Стихий, страданьем опоить,
Обнять, подмять и раздавить...
Чтоб даже память...
Только вдруг
Пролился мелодичный звук.
В неровном пламени луны,
Послом небесной глубины
Соткался синей немотой
Ундины образ золотой.
Сияя нимбом и крестом,
Стихии вздыбленной
перстом
Она грозила...
В тот же миг
Унялся бури дикий крик.
Река случилась ручейком,
Рёв ветра — лёгким ветерком.
Ундина, голубем с небес
Спустилась в осмиревший лес
И, сострадания полна,
На берег вывела она
Бертольду с рыцарем.
Они,
Устав от гибельной возни,
Упали навзничь, чуть дыша...
Ундина — чистая душа —
Коня Бертольде отдала.
Сама же, с мужем, побрела
Пешком,
и в замок, не спеша,
Они вернулись налегке —
Щека к щеке, рука в руке.