Три весны выставлены на продажу
и последняя почему-то грязнее всех
жмётся к казармам Флотского экипажа
уличной кошкой промокший мех
греющей в лучах ледяного солнца
и повсюду песок, а не Хухеля пыль
и никто не вспомнит как патина бронзы
текла со статуй нимф, святых - крыль-
ями ангелов на фронтонах собора
с заваренных наглухо литых дверей
козлиной песней погибшего хора
графикой такелажа распятием рей
барка стреноженного вдоль гранита стенки
острова отбитого у азиатчины материка.
Где детский каприз молочной пенки
равен корыту и отчаянию старика.
Остатки роскоши исчезнувшей зимы,
нелепый диалект тюремной речи,
мозг требует калорий, московские умы
исправно блеют на овечьем
о родине, точней о синеве лампад,
о мужестве в его скользящей части,
возможность разыграть карибский пат,
в коленно-локтевой усладе власти.
Политика - вульгарный пересчёт людей
служенье "общаку", немного крови,
огонь из Греции зальёт борта ладей
и слоник ослику выщипывает брови.
Из треугольника на серп взирает глаз,
у мавзолея Вий, но неподъёмны веки,
тут время подошло ввернуть про газ
и про дороги, что выводят к Мекке.
Обычный электрический фонарь...
Власть восхитительна как руки массажистки,
канал, покрышек фронтовая гарь,
аптека ужасов грядущей чистки.
А по Торговой как всегда бредёт еврей,
фрагментом из пейзажа, нечто в чёрном
вне времени и по числу зверей
составлен гороскоп клюющий зёрна.
Разрыв волокон от усилия стрелы,
неровный шов успешного наркоза
на амплитуде от осанны до хулы
из алкоголя собранная проза
уводит далеко, посредством языка
возможно в Углич, но хотелось бы к Монмартру
Судьбу солдата, доходяжного зэка
примерить в карнавал, на радость марту.
март 2014