Весной четырнадцатого стемнело –
Так сильно, что природа засмущалась
Падения всклокоченных волос,
Обличья трубочистки и сквозь сон,
Как водится у ленных дам столицы,
Свой отсыревший саван натянула.
Ей, шлюхе, не отмыться ни единым
Дождем с небес. И, проводя стопой
По ней, вдоль тела - узнавай сестру,
которой повезло
Достигнуть низшей точки, пепла, зла -
Найти его там корень – и зарыться,
Упрятаться под ним.
С тех пор, должно быть,
Перевелись все демоны в миру,
Составив ей компанию на ложе.
Кому в глаза ни взглянешь –
Чисты, сыты, упал на души спрос,
Ведь и без душ
Хватает пищи – столь же сытых туш.
А ты все нищ и гол, и не продать
Ни нитки за – хотя бы – избавленье,
За длительный покой. За то, чтоб время
Ступило шаг назад и дало стрелкам
Навек себя отпеть.
Оно плюет в тебя с ухмылкой с башен,
Не дремлет, прячется. Еще один восход
Придется встретить – под руку с прохожим,
В беспамятстве засаленной таверны.
И долго спать, не видя больше снов,
Чьи краски смыло снегом.
Только ранним,
Еще не смазанным лучами утром
Ты выйдешь повдыхать продукт горенья
И, уронив, как колокол, назад
Затылок свой, отяжелевший с ночи, -
Узнаешь в светлом небе телеспутник
И бросишь в сторону: «Должно быть, ты
Его увидишь тоже. С добрым, милый!
У нас так много общего теперь,
Подумать только – миллионы линий,
Незримых глазу, но соединивших
Уже так многих сонными словами,
А нас – и молча». И зайдешь обратно,
Сдувая с меха пепел.