Таинственно поскрипывал чулан.
Дышали брёвна сыростью и пылью.
Оконце в два вершка открыто было,
И кошкой голубой в него луна
Вползала, бестелесна и бледна,
На стенах сруба тихо ворожила.
Когда рассвет провозгласит петух,
Тогда входить в чулан предпочиталось.
Безмен. Мешок пшеницы. Бочка с салом.
Мышиный шорох и особый дух
Дремуче-травяной объемлет вдруг,
Хмельной, хранимых снадобий завала.
Сундук в заклёпках восседал царём,
Подковы меди снизу для опоры.
Я бабушкины помню разговоры
О свадебном наряде под венцом.
Внимал им дряхлый царь раскрыв нутро,
Где платье Ожило и жгло узором.
За дверью прялка древняя спала,
Своею упрощённостью красива.
Под вой пурги при свете керосина
Когда-то бабушка на ней пряла,
Красавица... Эпоха та ушла.
Храни же, сердце, наших предков силу
И красоту.