Он, как Анна Каренина, тих и прекрасен,
В алом бархате так величав,
И красив и угрюм этот клён или ясень
Со сквозным веерком у плеча.
А вокруг тишина пред бедой неминучей,
Завтра всё полетит под откос.
А за Барским-Татаровым голые сучья
Аракчеевских ветхих берёз.
Аракчеевских, нет ли - о, кто это помнит,
Может, так по привычке зовут.
По бездонной земле я хожу, как паломник,
Где он, мой настоящий приют?
А беда на носу, дождь ли, ветер в разгоне
Заведёт круговерть колеса.
Что ни лист - то сердечко, то слепок ладони,
То свинцовая чья-то слеза.
Обольстит ли обман красоты увяданья,
Если сам будто на волоске...
До свиданья, поля! Синь-туман, до свиданья!
Завтра к вечеру буду в Москве...
И опять умилят, как не виделись года,
И асфальт, и модерн, и ампир.
И надёжно обступит другая природа,
Листобоя не знающий мир...
Двадцать два голыша на суданском посольстве
Улыбнуться, дождей не боясь,
И Арбат поведёт по своим хлебосольствам,
проходными дворами виясь.
И по улице Фрунзе пойду, как паломник,
К Боровицким, и дальше - на скос...
И внезапно замру, эти веточки вспомню -
Стародедовских ветхих берёз.
А с угла вдруг предстанет - возвышенный, ясный,
Хоть в сиянии, хоть под дождём, -
Тот баженовский, пашковский. вечно прекрасный,
Весь, как Анна Каренина, дом.