ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Х111
В семействе смута -
хуже пыток.
И в ней, и рядом с ней -
раздор.
Так что приезд мой -
всем в убыток,
Мне в том числе - я всем в укор.
Создал худую атмосферу
Среди своих.
Матвей, к примеру,
Чуть не расплакался, когда
Ирина с батей упросили
Стеснительного немца Вилли
Пристроить, не сочтя за труд,
Наш злополучный изумруд.
И вот, в охаянной машине
Сокровище в "трубу" везя,
Сидел, должно быть, как на мине
Наш умный многодетный зять.
Он был печальнее печали,
Уста в безмолвии срослись...
Какие мысли в нём витали -
Теперь попробуй, разберись.
А немец тоже был в раздоре
С самим собой.
Зачем он влез
В семейный спор?
Чей интерес
Он защитил, посеяв горе?
Конечно, камень того стоит,
Чтоб засиять на целый свет.
Да вот уверенности нет,
Что его кто-то не присвоит,
Пока сквозь смотры он пройдёт
До предназначенных высот.
Вот в Академию бы, или
В какой-то центр научных сил,
Где б Ире деньги заплатили,
А Вася б степень защитил.
Но где они теперь в России?..
Однако, доказал Василий:
Не нужно манны с неба ждать,
Нужно бороться и искать.
Он этим завтра же займётся
В Москве.
Матвея там не ждёт:
Матвею посерчать придётся,
Пока он сути не поймёт.
Один лишь Пётр семейной пряжей
Опутан не был, новый тут.
Я б за ночь не запомнил даже,
Кто - кому кто, и как зовут.
А Петя журналистской шкурой
Семейный дух уже впитал.
И, в соответстыии с культурой,
О чём-то внешнем щебетал.
Беседу штатную в обкоме
Отверг, шутя на этот счёт:
"Советы - в глубочайшей коме,
Моя статья их не спасёт.
А вот одна строка по теме
Животрепещущего дня,
Способна полстраны поднять,
И мир создать по новой схеме,
Усиливши в народе веру.
Мой брат, обществовед, к примеру,
Уверен, что на сей момент
Казачий статус - рудимент*.
Дескать, казачество России
Нужно, как человеку хвост!
Вопрос, конечно, тут не прост,
Но как вредят сужденья сии**.
В нашей семье огромной, сводной
Суждний жди, каких угодно.
А почти сорок лет назад
Убит в новочеркасске брат;
В числе немногих, за отказ
Исполнить варварскй приказ***.
Х1V
...Наш покровитель однорукий,
Отец приёмный, фронтовик,
Со всей душою, не от скуки
В ребячье воспитанье вник
С первого дня.
Кристально чистый
Перед законом и людьми,
Он нас готовил в коммунисты,
Да и не только нас одних.
Он был всю жизнь врагом царизма.
Его критическая призма,
Надёжна, как хрусталь из гор****,
Не искажала ничего.
Пытливый ум и жизни школа
Ему позволили понять,
Что непорядочно пенять
За зло царя на слуг престола.
А коль понять не повезло -
То сам умножишь это зло.
Войны Гражднской перегибы
Не ставил он в порочный ряд,
Судя не оптом, не как-либо:
Не все же знали, что творят.
Но геноцид судил иначе,
С войной не путая террор.
И в истреблении казачьем
Он видел партии позор.
И он остаточным гоненьям,
Как мог, сам противостоял.
И всё, приведшее к лишеньям,
Как личный грех переживал.
Могучий духом, телом - хлипкий,
В войне дорог не выбирал,
И был в окопах первой скрипкой,
Пока ансамбль не растерял.
Потом - в танксты,
добровольно.
Он с детства, в сутолоке школьной,
Завидуя богатырям,
И мускулы муштруя зря,
Мечтал о танке,
чтоб на тыщу
Помножив силушку свою,
Ребяам показать силищу
Хоть на параде, хоть в бою.
Вот детский план осуществился,
Нет в жизни худа без добра.
И в битвах года в полтора
Танкист в комбата превратился.
А в дни затишья, хоть на час,
Дарил солдатам скрипача.
Разумный риск - в бою основа,
Удачам не было б числа,
Когда бы вдруг сержан Сычева
Его в санчасть не отнесла.
Сдала врачам, поцеловала:
"Запомни Юльку... Разыщу".
"Не врешь?"
"Не вру, если сказала".
"Я жду...
А не найдёшь - прощу".
Таких знакомств
на фронтовых дорогах
Не перечесть,
как хвойных игл в бору.
А наш комбат у смертного порога
Нежданно встретил Юльку, медсестру.
В разбитом танке люк сама открыла,
Несла и утешала, как могла.
А глянула - как рубль подарила,
Поцеловала - сердце обожгла.
Позднее добрый взгляд сестрицы
бравой,
Случалось, от отчаянья спасал...
И много раз скрипач пусторукавый
О ней с печальной грустью вспоминал.
И вот судьба, как в сказке:
Встретил!
В совхозной хате, в нищете.
Одна у Юльки радость - дети,
Точнее, сбор ничьих детей.
Анюте - восемь, Титу шесть,
Четыре мне. И Вовка есть.
Но нет ему ещё и года.
И все мы разного приплода.
Был Шевырёвым только я.
Такая Юлькина семья.
Потом он нвс увёз в столицу,
И отесал, как говорится.
И сам в разгаре зрелых лет
Окончил университет.
Работал страстно, неустанно,
То педагогом, то деканом,
То ректором.
И видим вдруг -
Он в Академии наук.
Был пару лет в бюро обкома,
Потом - Центральное бюро...
И знать не знал,
что зреет дома
Антисоветское ядро.
И, веря в партию, как в Бога,
Узнавши, что расстрелян, Тит,
Отец не смог найти иного,
Как принять яд.
Господь простит
Его обманутую душу..
Я, не деля с отцом идей,
Клянусь, как он, ценить людей.
И эту клятву не нарушу".
_____________
*Рудимент - здесь: пережитоок общественного явления.
**Сии - эти (устар.) Употребляется в знак иронического отношения к
сказанному.
*** Имеются в виду новочеркасские события 1962 года, где восставшие против тоталитарного режима народные массы, вышедшие на центральную площадь, были разогнаны и частично раздавоены танками. Те из командиров местного танкового подразделения, кто отказался исполнить этот приказ, были расстреляны по пригоаору военного трибунала.
**** Горный хрусталь - безукоризненно прозрачная разновидность кристаллического кварца. Полудрагоценный камень.