Морская пена в пелене дождя
рождает новые объёмы.
Затем, порыву неба уступив
и отступив от берегов
в земле известные проёмы,
уходит, словно вглубь себя,
а дождь уныло барабанит
по крыше дома Человека.
Он барабанит, шёпотом своим
и постоянством ранит
гладь уж остывшего
прибрежного песка,
срывает эту гладь,
обласканную Морем.
Так две воды живут
у разных мирозданий,
друг в друга переходят в самоцели,
и там, где у одной высвечивают мели,
там у другой горят голубизной
разрубленные дали.
Так высоко летают
чистые озёра воды небесной,
к нам в ладони
так редко льющейся теплом.
Прекрасна гладь морская
под лёгкой дымкой юного восхода
или извечно красного заката.
И нежит мягкая вода
медузной кожей
белый лик спадающего солнца.
Бегут по небу световые волоконца.
Так кажется.
А Человек сидит на крупном камне,
крабами облепленном.
Тот камень омывает
бесконечность жизни - Море.
И взор восторженный
блуждает от догадок.
Над головой проносит вечер
лиловых туч огромные скопления.
День сладок, ночь - томление.
И бьют вокруг наклонные потоки
воздушных водопадов.
И вот небесные осколки
уж безудЕржно лупят пустыри,
что, словно от ожога,
взбухает Море пеной,
и лопаются вздохом пузыри...
Два моря - сверху, снизу.
Вот человек привстал, нырнул и - тишина.
А вот он по песку шагает к дому.
За ним по следу катится волна,
и дождь ей помогает по-слепому.
К себе домой уходит Человек.
И, кажется, продлится вечность век.