Игорь Приклонский, не поэт, но о поэзии чужими устами (?) на <a rel='dofollow'
//"... поэзию никогда не будет любить большое количество народу... Поэзия нужна тем, кто без нее не может жить. Таких людей всегда будет очень и очень мало — во все времена. И сейчас я думаю: слава Богу, что это так. Было бы ужасно, если бы поэзию любили, как футбол или песни Аллы Пугачевой. Поэзию не должны любить многие люди, это было бы обидно и неестественно. " Борис Чичибабин//
Э, нет. Поэзию-то народу любит. Это мысли, и дела по ним, - нет.
А поэзией-то народ и живёт.
Всё в жизни обычного человека есть поэзия. Иначе он не может. Иначе ему не сдюжить.
Он украшает жизнь. Он живёт в ритме, заданном средой, и подхваченным им, как соответствующий среде и помогающий (ритм сей помогает) слиться со средой, существовать в ней наиболее гармонично, т.е. без напряжений, по течению главных потоков в среде.
А Вы говорите – народ без поэзии.
Да только поэзией, ритмами, и с рифмой, и с метафорами, с чувственными образами, только этим народ и живёт.
Потому так не соответственно базовым. логическим реалиям, основаниям техническим жизни, жизнь народа, его представления и поступки, дела, строение им жизни. Он не строит жизнь, не отвечает ей по её законам, по её реальному развитию, а влечётся именно тем стихом*, который он ухватил от течения жизни, ухватил – по свойствам своим, по заложенной в нём структуре, от рождения, от детства, по ритмам, оставленным в ним его развитием. и найденным** им в дальнейшей среде его жизни как свойственные, родные, привычные ему и каковыми только он и живёт и дышит.
А вы говорите – народ без поэзии.
Да народ – это только поэзия и есть.
И понятие само "народ" – чисто поэтическое.
Без поэтики понятие народ – это что-то слишком уж неоформленное и неупотребимое – в дело.
А вот разна поэзия... Да.
Так и люди разны.
Разны ритмы, в них заложенные.
И то, что для Вас высокая Поэзия, для них пустой звук, не гармоничный, не слышимый или вызывающий раздражение, при навязывании его как ценного.
Не лезьте в чужую душу. Когда отторжение в ней.
Не надо переделывать многоразличные цветы жизни в лЮбые вам.
А воображать, нести чушь – это и есть стихи.
И когда в этом потоке красноречия и образов возникает некая связь с чем-то, видимым, чувствуемым постоянно, как некие осколки, отражения частей жизни, вы восхищаетесь – пойманным стихом, часть соответствия, и носитесь с ним по жизни, не умея более ничего, как носиться с такими малыми кусками частичных соответствий.
А большая поэзия, и большие поэты... Это, всего лишь, чуть большие куски, для чьего-то восприятия. И больше поклонения тому, что больше частей души вашей, накопленных в вас образов, вызывает к жизни. Приятно почувствовать себя, порой, более живым, чем постоянно.
_________
* И потому так управляют народом песнями. стихами, речами, риторикой, символами, афишами. Демагогией, прокламацией.
** Совершенно подобно всему физическому. по тем же законам, вызываясь в антенне приёма по соответствию волнам эфира волнами в антенне, в настроечном колебательном контуре. Объект, система, структура объекта принимает от среды те колебания, которые соответственны внутренним колебаниям объекта-системы (его структуры, частей её; а частей бывает более одной, и колебания в них разны, и потому может объект принимать некоторый диапазон, даже дискретный, с разнообразием, как бы, ритмов, гармоник, поэтик).
~~~~~~~~~~~~
И мелочи вдобавку. (Эх, как поэт, т.е. выразитель случайно пойманным, Чичибабин неплох. А вот обмысливать ему, как и прочим поэтам (Л. Толстому, А. Солженицыну) не надо бы напрячься.)
"Было бы ужасно, если бы поэзию любили, как футбол или песни Аллы Пугачевой. Поэзию не должны любить многие люди, это было бы обидно и неестественно. "
Футбол любят Значит – поэзия. (Не весь футбол поэзия, не вся поэзия – поэзия.)
Пугачёву любят... Тут не так просто.
Если футбол не так навязывают, именно как любовный цветок, то с пугачёвыми именно так.
Но. И тут есть проще подход. Вам не нравятся её первичные (богодухвенные) исполнения "Знаю милый, что с тобой", "Пройти по краешку твоей судьбы"? Тогда Вы, совершенно одновременно, сноб, лицемер и самообманщик. А такое одновременно нехорошо.
И, с вероятностью до 95%, вы, в своё время, обожали "Миллион роз" и т.п.
Обидно и неестественно... ("Поэзию не должны любить многие люди, это было бы обидно и неестественно.")
Мне обидно и неестественно за Чичибабина.
Хотя и это неправильно.
Кто он мне такой, чтобы я имел право так за него?
Но и он так. За слишком уж многих.
С какой это стати ему неестественно. чтоб люди любили поэзию, жили ею?
(Это я могу обижаться, когда они слишком все в поэзии, и до дела не дозовёшься.)
Возвышать себя, до вливания в немногих, с гордостью и неестественностью вбивая прочих в недочеловеки, пардон, в недопоэтиков – верно ли это, по-божески ли, или, по-другому, по человечески, или по коммунистически?
Когда поэт воображает себя исключительным, понижая всех прочих, не зная их, до любого, это оправданно. Он поэт, ему всё можно, но – в поэтическом экстазе, когда он в стихах.
Когда же он тщится выступить в роли нравоучителя и проводника масс, ему ничего прощать нельзя (т.е., когда он на уровне выводов. т.е. догм не на вере, а на логике, внушает). Он ухудшает людскую породу, пути человечества и всё существование.
Таким образом, запрещать надо такое говорить.
Исключительными мерами, всенародным порицанием.
Для чего должны быть написаны общеобвиняющие, таких неверных мыслителей-поучителей, тексты (чем счас и занимаемся), и проповедоваться должны всем обществом на манер молитвы-заклинания, призванной порушить в поэте-блюстителе свою исключительность, глупость эту, снискавшую ему отупение, а от него поругание честности и благолепия подобия природы в многих, на кого распространяется.
И, ведь действительно, цитируют же его с обожанием, прилежанием, в верой в правоту и возрастающую таску со своей исключительной принадлежностью к сонму посвященных и принятых против массы недостойных!
Нет, господа.
Вы не поэты. Настоящий поэт, который хороший, это когда приемлет весь мир.
Иной, отрицающий право на полноту жизни, на добрые её части, для кого-то. для многих, ради возвеличивания какой-то своей касты, это не поэт, т.е не светоч добра и красоты (что есть одно), а есть невыразительное исчадие мелкого обманчивого нехорошего.
Истинная поэзия вбирает всё и повергает в высшее состояние всех, соприкоснувшихся с ней. Те редкие, кого может такое не коснуться (кто знает, вроде бы, на мгновения, на пять минут заповедных. всех коснётся), такие есть уникальные извращения, с отрезанными, тупыми орудьями, частями прекрасной души. (Вот и "поэты", утверждающие недоступность поэзии для "масс", очень похожи на с отрезанными важными частями именно души. И такое происходит. с ними. не сразу. Они могут побыть поэтами, чувствовать живое, настоящее. А, потом, гордыня, ради таски с себя. с занятых положений... Тупеют, коснеют и лесть, ложь, самообман и гордыня отрезают у них, тупые орудия, живые части душевной плоти.)
А тот, кто утверждает, что поэзия – это такая пища для немногих. как заблёванный сыр, запах которого не каждый выдержит с возмужанием, и только кастовые могут его жрать.. Такой утверждающий есть извращенец с позиций нас, настоящих народных поэтов, т.е. простых ревнителей жизни на природе, под солнцем, небом, дождём, всеми бурями. Приемля всех их, и всё проче сущее, и живое даже, как единое. Что и есть поэзия, т.к. поэзия – это жизнь, в наиболее полном её отражении. А не малый слепок с части жизни, понятный только самоизбранным. (Не допускает природа такое (смотрите примеры с известных историй), чтобы вообразивший себя в отдельном надмире, мог в таком мире (именно не в мире, а в надмире, в части, берегущейся от изменений из избранных, как высшее, форм в формы, какие, вдруг, окажутся не столь высшими, не соответствующими принятым неизменным критериям высшести) существовать полноценно, в своём, искусственно им ограниченным, как бы высшими формами, закрытость от ветров, от нового, от всей вселенной – в надценные, как бы самые ценные, и самоценные и самодостаточные формы – это, пока, являлось, всегда, недостижимой задачей (мечтой), и приводило к истощению сих форм и их носителей и поклонников.)
(Техническое примечание.
Разны поэзии, разны сыры, которые блюют или наслаждают?
- Априорно!
Раны люди и разны ими потребляемое и выпускаемое.
Но есть и такое большое, что приемлемо всеми.
И такое не всеобъемлющее, что для немногих.
Но не так оно, что есть – высшее, и оно для возвышенных, прочие – низшие.
Не так, на радость нам, уравнителям. Жизнь много запутаннее.
И низшие, как бы, вроде бы, могут прочувствовать больше, чем зашоренные своим самолюбованием вкусители изысков.
Те произведения культуры, что понятны и приемлются озлобленными (за попытки в них вклиниться – всегда) узкими кастами (сектами), никогда не могут остаться непонятыми презренной толпой, если развиваются. И только застыв в своих самодовлеющихся и упрощающихся, вместо развития, формах, могут такие кушания остаться вне внимания толпы.
Элитарное искусство, имея целью остаться вне внимания быдла, теряет свободу выражения и изменений.
Всё и все растут. даже под гнетущим гнётом культуры, быта и рассадников зла в толпе, по законам сопротивления, возникают очаги пророста, и удержать их в рамках, не давших бы не просто дорасти, а воздвигнуться выше всех узких элитарных проростов, не получалось, до сих пор.
Да, может получиться. Поставь такое недопущение проникновения толп быдла к высоким плодам - но только технологически оснащённое, со степенью безошибочности, превосходящей запуски космических аппаратов, может достичь желаемого прекращения проростов из толп к свету высокого.)
(Психотерапевтическое примечание
Но если человеку иначе никак, то он имеет право, ради спасения себя и рядом могущих оказаться, убеждать себя почти в чём угодно, в т.ч. числе в своей исключительности и в недоступности большинству прочих такого уровня.
Но и здесь надо заботиться не только о душе (уже не о соответствии её самым высшим канонам, а об сохранности, по малости) сей конкретной личности, но и о прочих членах общества. А, посему, всё ж ограничивать, до пресечения, мягкими, разумеется, мерами, воздействия сей личности на среду в сторону утверждения неполноценности большого массива общества в отношении чего-либо общественно значимого и личностно ценного.)
(Бытовое примечание.
Если какой человек, даже мечтающий себя не тем, поэтом, как бы не как все, как-то уходит от всех людей к избранным, значит, что-то в его жизни не так и кто-то его обидел.
Без обид!
Не наезд!
Обидели – идиоты.
Не сам он неполноценен (был, поначалу уж, почему и нет(. А очень даже могли оказаться многие, рядом сидящие.
Но, делая выводы на основе рядом находящегося и временного (локального, и утекающего, в пространстве и времени), он, подобно великим ошибателям, Фрейду, тому же, обобщил, на всемерность, частности.
И захотел обходиться без тех человекоподобных округ, которые не соответствовали и оскорбляли его человекоподобность.
Простительно? Ничуть.
Понятно? Разумеется. Когда вам объяснили.
Ну и вывод?
А пусть с ним.
Каждый сам разберется в своих проблемах.
Одно плохо.
Не надо нам навязывать. Мы не хотим.
И плохо – что приходится нам с этим бороться. Отвлекаться от более приятных и сладких. Ради сопротивления тем, кто внушает нам, а хуже – более внушаемым. Внушает такое, после чего мир становится ещё более таким, что жить с рядом находящимися становится неуютнее, радости всё меньше, делиться поэтическими находками, красотами жизни, мимо пробегающими, все более делиться таким не с кем.)