Больно уж у тебя сердце хорошее. Пелагея Олькина

Учитель Николай
По-разному мы относимся к любительским стихам, к тому, что мы называем «графомания».
Я каждый раз гляжу в конкретного человека. В конкретную судьбу. В конкретные обстоятельства. И ещё – в нравственные намерения автора. И ещё – в уровень самооценки его самого своих творений. И еще в то, какое этическое поле формируют судьба, поступки, стихотворения данного любителя вокруг его самого…
О разных проявлениях любительской поэзии мне бы и хотелось сказать в нескольких своих заметках.
Каждую такую заметку я буду, конечно «прошивать» цитатами из стихотворений, а после неё давать одно, два, три произведения…



Когда Пелагея Мироновна Олькина в 1987 году появилась в Вельском доме-интернате, её скромная комнатка скоро стала некоей «пустынью», куда раз за разом стали приходить пишущие стихи и прозы вельчане.
Почему случилось такое, почему поток «паломников» к Поле, как любовно зовут её друзья, не иссякал, пока её не увезли в другой интернат?
Слухи, что в интернате живет женщина, которая стоически переносит страшную болезнь, переписывается с известными литераторами России, области, Пинежья, родного ей, сама пишет письма-поэмы, стихи-исповеди, быстро распространились по Вельску. А ещё многие говорили о необыкновенном жизнелюбии и великой доброте этой женщины-подвижницы. Страдая от артрита, приковавшего её к постели, она находила в себе силы и волю поддерживать других многочисленными письмами.
Писать каждое из посланий для Пелагеи – настоящий подвиг: искалеченные артритом суставы рук совсем не слушаются, карандаш или ручку вставляет она не в пальцы, в сине-красные расщелины. Сжимая ими до боли «стило», она мученически выводит строку за строкой. Ей написано сотни и сотни писем, стихотворений, исповедей, воспоминаний в стихах, посвящений, добрых и горестных…
В 1971 году Полина знакомится с нашим великим земляком, Федором Абрамовым. После первой встречи были и другие.
Они земляки. Родом Пелагея Олькина из села Красное Пинежского района. Книги Абрамова не могли, конечно, не заинтересовать её: одни корни, общая во многом судьба.
В письме-стихотворении знаменитому земляку после прочтения тетралогии «Пряслины»  Полина пишет:

Нелегко пришлось Вашим Пряслиным,
Так и нам жилось в нужде да горюшке.
Чем поить, кормить было деточек,
Что самой поесть нашей маменьке.
Сколько дней во рту крошки не было,
Вместо хлеба ели мох да парево.
Так и шла она полуголодная,
На колхозную да на работушку.
А работали по совести
              от зари до зорюшки,
Выходных не знали, светлых праздников.
Нашу маму часто болезни мучили,
Получала на руки только справочку,
А та справочка не оплачивалась,
Не поила она, не кормила нас…

Бодрой, весёлой, работящей, во всю силу хлебнувшей крестьянского труда и деревенской жизни была когда-то и Поля. Работала и в колхозе, и пекарем (как её тёзка из абрамовской повести), няней в детском саду.
Наташа Афанасова, родственница Пелагеи Мироновны, так много сделавшая для издания её книг, многие года поддерживающая её в преодолении телесных недугов, пишет в предисловии одной из книг:
Пелагея «отпуск проводила в путешествиях. Была на Кавказе, Украине, в Молдавии, Луге, Херсонской области, в Сыктывкаре. В Ленинграде несколько раз посещала Пушкинский музей, где в древнехранилище знакомилась с рукописными книгами Пинежского района».

А Федор Абрамов, несмотря на преследовавшие его в последние годы болезни, находил время, чтобы ответить Поле.

                Милая Поля!

Получил Ваше письмецо в стихах (возможно, Федор Александрович и имеет в виду вышеприведенное письмо, потому что и оно, и ответ писателя датированы 1982-м годом. – Н.В.). Поздравляю: талантище Вы! Складно, складно всё и дельно. Я даже прослезился в одном месте. (…) Очень мне не нравится, что Вы  в инвалидах ходите. Никуда не годится! Это ведь я растряс-растерял здоровьишко на войне, а Вы-то где? Тоже на войне?
В последние месяцы мне досталось порядком: пол-лёгкого оттяпали! Да, да, 7 сентября была операция, думали сперва, сам дьявол – рак, но, слава Богу, его не оказалось.
Сейчас помаленьку поправляюсь, вхожу в прежнюю колею, но до полного выздоровления ещё далеко.
Ладно, хватит хныкать! Всё образуется – так я думаю.
Теперь о твоей просьбе, Поля, – о трёхтомнике. Не могу покамест прислать. 2-3 эземпляра на руках – как их раздавать?
Специально для Валентины: идёт в Ленинграде, в Малом Драматическом театре, «Дом». Лучший спектакль в городе! Вот бы Вам посмотреть.
Как Вам живётся в Красном? Напишите подробнее.
Мы с женой переезжаем на новую фатеру. Обратите внимание на адрес. На него и строчите…
А тебя, Поля, обнимаю, больно уж у тебя хорошее сердце.
           19.11.1982        Ваш земляк Ф. Абрамов


Жить Федору Александровичу оставалось совсем немного…
Можно бы и упрекнуть великого земляка за незаслуженные упрёки Поле, да надо ли? Знал ли он правду о болезни землячки? «Хныкала» ли она сама о ней в письмах Абрамову? Вряд ли.
Зачем сам я с другом Вениамином Кондратовым, в 2001м году пошел вслед за другими на встречу с П.М. Олькиной? Что-то ведь все мы тогда искали, вылезши из мрака 90-х.

                (продолжение рассказа о П. Олькиной следует)



Приложение 1

Плач о Ксенюшке

Идёт уж сорок пятый год,
Исчезла наша Ксенюшка,
Пасли телят откормленных
В глухом лесу на вырубах,
Сто семьдесят голов.
А жили в Поджелезниках,
В пяти верстах от Сылоги,
В бараке лесопунктовском,
С большою печью русскою,
От дома далеко.
Работали с усердием
С весны до поздней осени,
И без ограды, осека
И даже без лошадушки,
Ходили всё пешком.
С утра до часа позднего
Кормили стадо досыта,
Да в разных направлениях,
Чтоб ели травку разную,
Листочки да грибки.
Телята разновозрастны,
Одни, как лоси, бегают,
Иные, застреваючи
В болотине, в кустарниках,
Их надо выручать.
Встречалися с медведушком,
Питался тоже травушкой,
Черникой да брусникою.
Не трогал он скотинушку
И отходил в кусты.
За старшего был татенька,
Он был на инвалидности
От тяжкой от работушки
Во времена военные
На фронте трудовом.
За пять сезонов Ксения
Узнала тропки, просеки,
Повадки всех телятушек
И бегала без устали,
Что каждого сберечь.
Однажды два телёночка
От стада вдруг отбилися.
За ними наша Ксенюшка
Отправилась до Сылоги,
Чтоб ко двору пригнать.
Вернулись те телятушки,
Да не вернулась, милая…
Все ждали возвращения
Её из лесу тёмного,
Считали всё живой.
Но след простыл голубушки,
Искали, звали Ксенюшку
Рабочие из Сылоги.
Ни обуви, ни косточек
Не видели никто…
Ох, горько, горько татоньке
От горюшка великого.
С утратой дочки миленькой
Кручинушка жестокая
Всю душу извела.