Гулять в сосновом бору
тёплой зимой люблю.
Снег на ладонь беру.
Снежок из него леплю.
Следи за рукой, дружок,
куда полетит снежок.
В бору нет острых углов.
Бор тяжек, как спящий вол.
Снежок летит меж стволов
и попадает в ствол.
И ствол, заболев умом,
воловьим глядит бельмом.
Следи за рукой, дружок.
Описывая дугу,
она отдаёт должок
Времени как врагу,
зачем-то сосновый бор
расстреливая в упор.
Очередной снежок,
брызнув, уйдёт в сугроб.
Вся наша жизнь, дружок,
метод случайных проб.
Так учит Екклезиаст.
Our prime is past.
Этот процесс, пойми,
процесс утраты self-love,
есть борьба за дверьми
жизни, где циник прав,
а поедаемый ты -
объект его правоты.
Что есть "поедаемый", взвесь!
Груда руин, руда,
россыпь, рыхлая смесь,
самомненье, тщета труда,
совместимость "могу" с "хочу",
вера Времени как врачу.
Ты себя мнишь, но мнить
и умнеть - не одно и то ж.
Впрочем, всякая лопнет нить,
будь ты пэр, генуэзский дож,
Казанова, Багдадский Вор
иль a bore, помещённый в бор.
Я гуляю в сосновом бору.
Горло старой простудой рву.
Крепко знаю уже – умру,
только помню ещё - живу.
И меж этих двух дисциплин
проплываю, как цеппелин.
Так давай же играть в снежки,
верить Времени как судье,
зазнаваться, сносить смешки,
"Lot is God!" - говорить себе.
И ходить по снегу страны
От сосны, дружок, до сосны.
1989 г.