Исповедь. Поэма, Глава 6, 7

Алёна Платонова Норильчанка
Глава 6.

Я прошла и этою голгофой:
Девичьи наивности, тревоги…
Льстивых уверений маята,
Навсегда разбитая мечта…

Можете представить?
На безлюдье –
Алчущему –
Мёд на царском блюде!

Появился щёголь: строен, моден,
Сердцу моему весьма угоден:
Ах, как он мазурку танцевал,
Изъяснялся, ручку целовал,
Взгляд его сверкал и обмирал,
Совершенство олицетворял…
На  «руку» бесстыдно намекал…
И уже просил благословенья…
Как в одно немыслимо мгновенье
О делах расстроенных прознал,
Не простясь, решительно бежал!

Что со мною стало… Кто бы знал!
Умереть мечтала – стыд терзал!
На судьбу роптала! Трепетал
Сердца уязвленного кристалл!

Глава 7.

Однажды только сосредоченье
Сменилось новым сильным потрясеньем:
Тогда впервые в деревенской церкви
Увидела покойника младого…
А эта непреложность ранней смерти –
Для всякого – исчадье рока злого!

Взглянув на жизнь отныне по-иному,
Я изменила бытию земному:
Впервые – с чувством праведным молилась!
Мне слух, и смысл, и зрение открылись,
Слова священных песен сообщились:
И что поют, и что читают – ясно!
Я слала молчаливою. Бесстрастна,
Тиха, кротка, задумчива, послушна,
Хотя была дотоле прямодушна.
Страданий вечных, умерщвленья плоти
Напала жажда… Я почти не ела.
Нет! Не постилась…Просто не хотела:
Плоть насыщали новые заботы.
И (в те поры на выдумки горазда)
Страданий напридумывала разных:
В чулках носила тёрки, жгла ладони,
Верёвкой опоясывала стан…
То не был подвиг – личный мой устав:
Ночь – на полу(и даже без подстилки),
Ни одеяла вовсе, ни простынки,
А в пять утра – на раннюю молитву…
Сердечной тайною деянья скрыты!

Переменила сердце и наружность;
Домашние сочувствовали дружно,
Ну а потом им это надоело!
(Я на глазах изрядно похудела).
Решили потому: схожу с ума!
И начались гонения, насмешки,
Соседи, развлечения, потешки
И прочая мирская кутерьма…
Мои тетради, книжки отобрали,
Я покорилась, кажется… Едва ли!
Хотела удалиться в монастырь…
И с книгою единою – «Псалтирь»,
Однажды одолжив мужское платье,
Бежала в ночь воскресную на паперть…
Священник приходской, мой духовник,
В желания заветные проник
И обещал помочь во исполненье
Благоугодных дел и намерений.

Когда в апрельской слякотной ночи
Явилась я церковному приделу,
Уж свечи судьбоносные горели…

Надев епитрахиль и поручи,
Служитель божий совершил «постриг»:
Крестообразно, как бы при крещенье,
Мне волосы послушные остриг,
С молитвой приступил к благословенью –
Назарием нарёк… И посвященье
В семинаристы было свершено.

А матушка его – с ним заодно:
В дорогу хлебом-солью наделила,
Потребными одёжками снабдила…
И я пошла, влекомая Всевышним!
Меня искали… Далее излишне
Рассказывать, как вскорости настигли…
Синод решил – «монашека» расстригли
И в сентябре двадцать второго года
Отдали замуж (батюшке в угоду).

Я не противилась! Однако – признаюсь:
Испытывала ледяную грусть!
Хотя, когда-то в девочках наивных
Воображала некую картину:
Себя – Его женою представляла
И будто бы любовию страдала!..