Он сидел в машине в трехстах метрах от аэропорта среди вереницы таких же встречающих и ждал звонка. Слепые декабрьские сумерки незаметно перетекли в грязно-чернильную ночь, подсвеченную слабенькими фонарями. С неба сыпала какая-то мокрая труха. Открыл дверь – ноги утонули в коричневой жиже. Что за черт! По времени уже должны были прилететь. Неужели трудно набрать номер?! Закурил, позвонил сам… «Абонент временно недоступен…»
***
Она, как всегда, выдернула его из размеренной жизни неожиданным звонком посреди ночи. Можно подумать, что он только и делает, что сидит и ждет – когда же сможет ей пригодиться. Перед глазами стояла натянутая улыбка жены, больше похожая на лезвие ножа: «Побежал сразу… В губы, смотри, не целуйся». То ли пошутила, то ли …
Это была правда, ей он не мог отказать. Но, честно говоря, не так уж часто она напрягала его какими-то просьбами. Так, крайний вариант – скамейка запасных в отсутствие основного состава.
***
Он увидел ее в первый раз совсем девчонкой. Пятнадцать? Шестнадцать? Огромные распахнутые глаза, вздернутый нос. Даже и не это главное. Было что-то в ней, какая-то пружинка, которая заводила его с пол оборота. И еще улыбка, необыкновенная, обезоруживающая, какой он раньше ни у кого не встречал. Ему все время хотелось смотреть на нее, и не отпускать больше. Кажется, был чей-то день рождения. Пестрая компания: старые друзья, друзья друзей, обычная студенческая попойка. Каким ветром ее туда занесло? Не важно. Тогда она от него сбежала, ушла с кем-то, и даже телефона не оставила. Он нашел ее через тех же знакомых спустя пару лет. И закружило. Уже было можно.
Потом? Что потом… Наверное, счастье. С ней было не просто, но уж точно ни одной минуты не скучно. Он сразу научился воспринимать все ее капризы, как должное. Удивительное ее свойство, быть душой любой компании, невероятно льстило ему. Сам он предпочитал особо не выделяться. Привык к перепадам ее настроения и даже любил их. Как будто два разных человека в одном: только что умирала от хохота, и вот притихла – сидит в уголке струны перебирает, мурлычет что-то себе под нос.
С первых же дней совместной жизни у него появилась привычка. Утром, уходя на работу, он целовал ее, спящую. Так мать может часами сидеть над кроваткой и любоваться на своего ребенка. Он смотрел на безмятежное лицо, без капризного излома губ и поперечной живой складочки на лбу, которая появлялась, когда она задумывалась. И вдыхал запах… легкий... вкусный. Бывало, в ответ она что-то недовольно бурчала, отстань, мол, мне сегодня ко второй паре. Его это только умиляло. Со временем утренний поцелуй превратился в ритуал, без которого весь день потом шел наперекосяк. А теперь? Теперь, кажется вся жизнь наперекосяк.
***
Ну что там, блин, с этим дурацким самолетом?! Может вообще другим рейсом прилетит, какого рожна я здесь торчу… «Не доступен, не доступен...»
Звонок, наконец-то! Оказывается, разрядился телефон, у кого-то из пассажиров взяла позвонить. «Подъезжай!!! Я уже выхожу! Запрыгну к тебе на ходу, все, отбой!»
Запрыгнет… И он представил свою нынешнюю жену, которая так вот запрыгнет. Улыбнуло.
Увидел издалека. Маленький чемоданчик, зато куча пакетов, и она под ними. Понятно, распродажи. Пока запрыгивала она, ее пакеты и чемодан-косметичка, он успел заметить, что со времени их последней встречи она совсем не изменилась. Вот ведь, и как это она договаривается со временем? Оно тоже работает на нее по полной программе, похоже...
Она была вся переполнена впечатлениями, которые никак не хотели умещаться в ней, как переваренная рисовая каша в кастрюле. Возбужденно что-то рассказывала ему про поездку. Он слушал вполуха, особо не вникая в смысл, просто слушал голос, интонации. Он всегда любил ее слушать. Жаль, что с годами ему приходилось это делать все реже и реже.
***
Когда же это случилось? Сразу после рождения сына? А может и позже, когда начались бурные скандалы не понятно, о чем, сменившиеся ледяным молчанием?
Он все делал только ради нее. Даже после рождения ребенка, которого он ждал много лет, она оставалась для него главным персонажем пьесы. Все остальное – на второй план.
Нужно было много работать. Приходил и сразу засыпал. Ей доставались одинокие вечера. Да, ее тоже можно понять – целый день с малышом, а потом муж, храпящий на диване. Она пыталась вырваться из этого замкнутого круга, но безуспешно. Так птица бьется в стекло крылом. Усилий много, результата – ноль. Вот тогда и пришли скандалы. Казалось, что может быть хуже? Но пусть бы уж оставалось хоть так.
Однажды… однажды они просто перестали разговаривать. Совсем. И самое страшное, что никто этого даже не заметил. Каждый продолжал жить своей жизнью. Это было начало конца. Если бы он тогда это понимал. Наверное, можно было еще что-то сделать – схватить ее в охапку, сбежать… Черт, но куда и от кого? Куда сбежишь от этой бл..цкой жизни?! Все остальное было запрограммировано. Она сказала: «Давай поживем отдельно». «Давай» – эхом отозвался он. И после этого она уже никогда больше к нему не возвращалась.
Он не любит вспоминать это время – когда окончательно понял, что ее нет. Странно, что не спился совсем. И не перегрыз себе руку, как волк, попавший в капкан. Он и был тем волком. Только капкан был собственного изготовления. Пережил как-то, ВЫЖИЛ, ВЫНЫРНУЛ. Появилась женщина. Хорошая, понимающая, заботливая. Родила ему дочку. Он даже раздобрел немного, раздался вширь. Жизнь вошла в колею и потекла дальше неспешно и предсказуемо.
Она? Он знал, что уже тогда она уходила от него к другому мужчине. Потом было долгая пауза. Как-то раз, наверное, через год, он заехал. Она сильно изменилась: начала курить, выглядела нервной, под глазами залегли тени – это был явно не лучший период в ее жизни. Предложила выпить чая. Сто лет они вот так не сидели вдвоем на кухне. На языке вертелся вопрос.
Хотя… и так все было понятно. Но она явно сражалась: стала жестче, прямолинейнее в оценках, и выражение глаз совсем другое, взрослое. Уходя, он испытал странное чувство – смесь злорадства и сожаления. Как после мятной конфеты: вроде запланирована свежесть, а по факту какая-то химическая эссенция во рту.
***
Впечатления иссякли. Спросила про друзей. Он рассказал – этот родил, те развелись. Охала, удивлялась, вспоминала, передавала приветы. «А, может, как-нибудь все-таки соберемся? У нас уже как у Дюма – 20 лет спустя…» Эх, дорогая моя, да, конечно, соберемся. Может быть… еще лет через 20, только скорее уже у кого-нибудь на похоронах.
В лифте оба замолчали. Она была слишком близко. У него вдруг возникло острое желание прижаться к ней, так, что заныло в где-то в животе. Захотел ощутить в своей руке маленькое плечо и втянуть в себя ее запах, живущий где-то в гуще светлых волос. Странно, столько лет прошло, а пахнет она по-прежнему. Кажется, она что-то почувствовала, потому что отвела глаза. И среди тишины на мгновение повисла напряженная пауза.
Приехали… «Проходи-проходи... давай хоть чая попьем!! Спешишь? Ну, хорошо, подожди, я тут тебе кое-что привезла». В пакет отправились: традиционная бутылка вискаря из duty free, какие-то вкусняшки для дочки, и даже что-то из тряпок для супруги. Она, как всегда, хотела оставаться душой компании, причем не важно, какой.
***
Уходя, он замешкался в общем коридоре – не мог нащупать в кармане зажигалку. Через закрытую дверь услышал, как зазвонил мобильный.
«Да, привет… Вернулась... встретили, конечно!... А! нет-нет, что ты! Ничего особенного… бывший…»