Наступит, конечно же, эта минута однажды,
И ты усомнишься, как все, и оставишь, за дверью...
И я не смогу доказать, что кораблик бумажный
Сумеет волну покорить, если в кормчего верят.
И будет под этими звездами больше печали,
И станет на два одиночества злей на планете...
Но карму свою милосерднее сделать едва ли
Сумела бы я и за сонм пригрешений на свете
Своих и чужих, и твоих, что милей и дороже
Всех подвигов славных-в любимых пороки так сладки!
О боги! Он молод и горд и склониться не может
В нем ангела лик и коварного беса повадки.
Отравленный ядом неверия он не услышит
Тот звон и покой тишины, когда шторм умирает,
И парус, наполненный ветром, трепещет и дышит,
И кормчего голос волну на лету усмиряет.
Наступит, конечно же, эта минута однажды,
И ты не поверишь в меня, и сольешься навеки
С толпой, провожающей взглядами парус бумажный,
В которой почти невозможно найти Человека.