Пасхальная неделя. Вроде – праздник, а мне – что-то не так. Вдруг нахлынули воспоминания. В 45том, в Казани для нас , детей организовали праздник. Много было всяких развлечений, но мне особенно запомнились два: катание по Волге на лодке и бег с ложкой в зубах, в которой лежало варёное куриное яйцо. В лодке я почти зубами вцепился в качающийся борт и мечтал только об одном: скорее бы к берегу, ну, а яйцо я конечно уронил. Всё равно мне его вручили и вам не понять, что это такое – за несколько лет войны съесть одно варёное куриное яйцо. Для меня и сейчас это наравне с чёрной икрой. В Восточной Пруссии в срочную службу жена моего командира за помощь в огороде отварила нам целую кастрюлю яиц и со слезами на глазах выслушала мой рассказ о детстве.
Уже после войны, в деревне бабушка угостила меня варёными почками. Нет, она каждый день, как только ставила самовар, клала куриные яйца под крышку, и это было в порядке вещей, а вот почки… Вы много пробовали чего-нибудь вкуснее? Мой восторг она передала маме, и та, как только варила картошку в мундире, кричала: «Иди почки есть!» Бабушка, моя бабушка, отпоившая меня после казанской голодухи парным молоком, откормившая блинами со сметаной, творогом и сдобными лепёшками, и вездесущей бараниной!
- А помнишь, как перед войной ты с дедом щи с одной чашки ел? Пальцами запруду делал, чтобы дед твою половину щей не съел? А фантики в чулане на стене это ведь ты наклеил. Не помнишь? – вспоминала бабушка.
Нет, ничего не помню. В июле 46го, после возвращения из эвакуации, мама повезла меня к предкам. Сошли с поезда, перрона нет, вокзала тоже – одни руины, до маминой деревни 10 км по дороге, по болоту, по лесу, по кладинам через речки. А утро жаркое, солнечное. За станцией огромное поле высоченной ржи с васильками. Это я сейчас знаю, что такое рожь и васильки, а тогда житель Казани…
-Мам, а что это за птички ныряют в рожь и опять взлетают и так звонко поют?
-Это жаворонки.
Чаек знаю, ворон тоже, а жаворонков в Казани не видел. Идём между двумя стенами ржи. Впереди, за полем деревня. Жаркий воздух над драничными крышами плывёт маревом, как кипяток. Устал, а трамвая здесь нет…
- В следующей деревне отдохнём, там наши родные живут – говорит мама. Добрели, встретила нас старая женщина, сестра моей бабушки как дорогих гостей (шесть лет не виделись), щами накормила, которые я по своей детской непосредственности и невоспитанности назвал вонючими и пошли мы через кладины на другой берег в Литву (так называлась мамина деревня).
Дальше пошли низкие места, луга, все поросшие жёлтыми лютиками, кое-где мама мне показывала цветы «Иван да Марья» и совершенно меня покорившие незабудки. Такой красоты я никогда не видел. Наконец мы подошли к «Щеголихе». Это болото и я сразу умудрился провалиться по пояс в чёрную грязь. Но было не страшно и мы с мамой смеялись, а пока шли до «Вешни» (лес перед Литвой) я просох под палящим солнцем.
Вешня – большой хвойный изумительной чистоты лес, куда в жаркие дни пряталось от слепней деревенское стадо, где потом развлекались мы – ребятишки, собирая грибы, играя в прятки и догонялки, и никто этот лес с могучими елями не трогал, пока не пришла демократия в Россию.
По аккуратно окаймлённой для конных подвод дороге в Вешне мама вывела меня наконец к её Родине – Литве. Маленькая речка, бревенчатый мост, за ним слева большая поляна – полдневище, а справа банька у реки. Ну, а дальше огороженная со всех сторон деревенька в шесть домов, и последний дом – дом моей мамы.
Как прошла встреча родителей с дочкой после шести военных лет , не помню. От усталости и моря информации я заснул буквально в дверях, а когда проснулся, моя бабушка (это мне успели объяснить), просила маму помочь выставить кадку с прошлогодними огурцами во двор. Мол, никто их теперь есть не будет, свежие скоро пойдут.
-Хочешь попробовать? – спросила она, улыбаясь. Я в жизни не видал больше одного огурца, а здесь целая кадка.
- Мама, он не будет. Только что у климовских щи вонючими назвал. Стыдища!
Я рискнул, взял зелёный, уже мягкий от тепла солёный огурец и отправился знакомиться с деревней. Буквально через пять минут я появился в сенях снова, за новым огурцом, а бабушка кричала мне в след: -Хлеб возьми, обопьёшься! - До сих пор люблю весенние старые мягкие уже не кислые, а просто солёные огурцы из бочек.
PS С праздниками теперь плохо. Тех, которых любили, нет, новые, назначенные не приживутся. Надеюсь, вернётся 7е ноября и 1 мая – день трудящихся, а не работодателей – воришек по определению даже самых честных. Кстати, Литва (деревня) , которой уже нет, была названа в связи с тем, что там распологался штаб польско-литовских войск, когда их попёрли от Москвы. Бедные, как они там плавали в болотах? Ну а революция… Вся страна была поставлена на уши, в деревнях дома были оклеены вместо обоев «керенками» «екатерининками». Франция не стыдится своей истории, а чем мы хуже?