По небу летели воздушные шарики,
За ними мальчишка следил озорной,
И словно боялся расстаться с землёй,
Держа свою маму за платье и за руку.
А время текло, и наш старый знакомый
Смотрел в поднебесье на птичий полёт,
В душе он давно уж водил самолёт,
Под дивную музыку аэродрома.
Но что-то случилось с глазами недоброе,
И парень не видит ни неба, ни рук,
Уж лучше б оглох он… преследует звук…
Гудящий мотор… кто осмыслит подобное…
Он вроде смирился с судьбою жестокою,
А может, решил не расстраивать мать,
Но живо, как прежде, желанье летать,
И слёзы ночные струились потоками…
Однажды она как-то странно вела себя,
(Он, в общем, не помнит, какого числа
Вообще, она словно чего-то ждала)
И сына просила отдаться во власть её.
А дальше – машина, поездка недолгая,
И голос мужской, и… ну да! Самолёт!
Не смеет спросить он, но чувствует взлёт,
Его обхватила рука чья-то добрая…
И голос на ухо шепнул убедительно:
«Последнее средство осталось, дружок,
Я мать обнадёжил, что этот прыжок
Вернёт тебе зренье… Ты не подведи меня…»
Какое же сладкое небо, хоть пей его,
И тридцать секунд с ускорением g,
Вот купол раскрылся… «Я должен уже,
Я должен увидеть… Не хватит мне времени…»
Коснувшись земли, он забился в рыданиях,
Он чувствовал, плакала бедная мать,
И не собирался глаза открывать,
Не справился сын с самым главным заданием…
Сквозь всхлипы свои он «Воды!» услыхал,
«Здесь женщине плохо, скорее врача!
Да, сердце, похоже…» как взрывы звучат
Слова… он всё понял, и веки поднял…
Он должен быть слеп, но её вдруг увидел,
Не сразу и понял, в чём дело ещё,
Но было глазам его так горячо…
Он видел её! Он действительно видел!
И тот, кто чуть раньше шептал убедительно,
Расплылся в улыбке, сквозь капельки слёз:
«Я верил в тебя… не подвёл… - произнёс,
Ведь здесь ошибаться нельзя… непростительно…»