Адамъ же позна Еву жену свою,
и заченши роди Каина и рече:
стяжахъ человека Богомъ.
Книга Бытия. 4:1
I.
Они сидели долго у костра, и в пламени огня
Сгорала ночь и с ней усталость дня.
И не было для них ни завтра, ни вчера,
А только голос замиравший иногда,
В желанье удержать видение у глаз,
И оттянуть бесхитростный рассказ
От пропасти ущербного конца,
И обречённости, что это навсегда,
Что им не пересечь знакомые врата,
Как не увидеть вновь, что видели глаза.
И может потому, с усильем и тоской,
Отец всё повторял как заводной;
– Я помню всё, я видел это всё,
Что вам узнать уже не суждено.
И не понять, что значит слово Рай,
И как ему сказать сумели мы «Прощай»…
Он умолкал и вновь, не торопясь,
Смакуя, продолжал вести рассказ
О днях, что были наслаждением одним,
А ныне сном казалися чужим.
– Вы знаете, Земля, она же Мать – моя,
И из неё Господь, вздохнув, создал меня,
Чтоб не разрывной связь у нас была,
Как с вашей матерью, из моего ж ребра.
И до сих пор мне трудно осознать,
Что сам я наложил проклятия печать
Своим непослушанием Творца.
И бесконечность дня, сменила череда
Мелькающих в калейдоскопе дней,
И смерть пришла Царицею теней.
Мой сын, когда б ты знал, как хороша
Обетом данная нам Господом Земля.
Там рек прозрачность была такова,
Что взгляд спокойно проникал до дна,
И часто в жаркий день любил я у воды
Смотреть, как вглубь идут солидные сомы.
А суетливые, беспечные и глупые мальки
В ладонь вплывая, пить мешали из реки.
И карп, лениво шевеля своим пером,
Купаться звал зайти в их рыбий дом.
Нас не боялися, ни рыбы, ни зверьё,
Пушистый мех живой ложился на плечо;
И гладилось брюшко, и бусинки – глаза,
Искря, блестели нам с воротника.
А бабочки, парящие цветы, так облепляли нас,
Что одеяньем праздничным казались подчас.
Плоды не гнили и не падали, они
Нас ждали, только руку протяни.
Таких не встретишь здесь, увы, нигде,
Хоть всякое познал в изгнанье на земле.
И ты мой сын, последний дар от Бога,
Прости отца, что так беспечно и убого
Я потерял наследие твоё, ещё прости,
Что за грехи мои, тебе ответ положено нести.
Но в скорби дней своих, проклятие храня,
Земля бесплодной оставаться не должна.
Люби ж её, жалей и не кори, а силы приложи
И помоги своим трудом стереть все миражи
Из терний и камней, что на полях взросли,
И ты пожнёшь достойные плоды.
Господь суров, но мать земля мудра,
И к добрым сыновьям, она всегда щедра.
Ты старший, ты наследный принц земли,
А младший мой, дыханье суеты
Скользящей над землёй, и горькая слеза,
Застывшая в глазах как едкий дым костра.
Его удел, быть пастырем скота,
И избежать проклятия отца,
Бродя по лону матери земли,
И счастье в том, пред Богом обрести.
В раю стояло время, здесь пошло,
Чрез многое пройти вам суждено.
Вас двое у меня и трое дочерей,
И каждому идти дорогою своей.
Кто с кем переплетёт судьбу свою
Решите сами, я не тороплю…
И веткой вороша уголия костра,
Он подбирал заветные слова
Для одного, кто слушал и не спал,
И в чьих в глазах огонь не затухал.
– Ты знаешь, сын, хоть жизнь порой горька,
Нам есть, за что благодарить Творца.
Но Каин слышал в голосе отца
Звенела боль утраты и тоска,
Когда он начинал вести рассказ,
Повторенный наверно сотню раз,
И обречённый повторяться без конца,
В попытке вспомнить грозный лик Творца,
И описать ту жизнь, что никогда,
По воле свыше, не увидят их глаза…
II.
Минула ночь их детства, и судьба
Их разводила дальше чем года,
Что сына отделяют от отца,
И прошлое от нынешнего дня,
Где были мы, а стали Я и Ты,
Добытчик дня, и призрак «суеты».
Начало двух основ из дома одного,
Где долг и честь боролись заодно,
С желаньем жить и познавать себя,
Забыв дела, оставив мать, отца
Сестёр и брата, бросив отчий дом
И оставаться счастливым притом.
Напрасно мать шептала до утра,
– Постой мой сын, не уходи пока.
Ты мал ещё и дикое зверьё
Обиды причинит тебе легко.
Есть в доме сыр и молоко
И шкур овечьих впрок запасено.
Останься с нами, не гони стада
От дома своего в далёкие края.
– Ах, мама, не ругай меня, пойми
Мне тесен дом, в котором мы росли
Под строгим взглядом нашего отца.
Мне хочется уйти отсюдово в поля.
Не в поле, где мой брат с утра и допоздна
Всё спорит с Богом о проклятии земли,
Мне хочется себя в моих полях найти.
Я там живу, не думая о том
Кому я должен что, и там мой Дом.
Там небо – крыша мне, а стены – ночи тьма
Там только вольно дышит грудь моя.
Я мир там познаю, я там живу,
Там душу обретаю я свою.
А здесь давно, всё для меня мертво
Хотя не отвергаю я родство,
Но там, в полях уж я, не сын;
Владыка грёз и властелин
Бездушного, послушного скота,
Там воля безграничная моя….
Бог правит всем, мы все вего руце,
Но для скота мой бог, в моём лице.
И власть моя, превыше для овцы,
И мною сочтены её пустые дни.
Ты говоришь вот хлеб, вот молоко
Но в жизни главное, совсем не то,
Что телу силу жизни придаёт,
Важней, что душу нашу бережёт.
Вот птица и не сеет, и не жнёт,
Но знай себе, спокойно ест и пьёт,
И для души увеселения – поёт,
И не волнуется, что дальше её ждёт.
Что толку день и ночь, порой без сна
Работать в поле, забывая про себя.
Не ради этого, пойми, нам жизнь дана,
Пустое это всё, и суета…
– Ты жестче брата, может быть смелей,
Он кровь не знал, а ты омылся ей.
Овечий бог, пастух и пастырь,
Ты покровитель для овец опасный.
А что до брата, каждому своё
Предначертанье свыше нам дано.
Господь велик, решать не нам,
Но каждому воздастся по делам.
Решил уйти, тогда ступай,
Но я не говорю тебе, прощай.
Я новой встречи с нетерпеньем жду,
И не забудь сказать о том отцу.
Он весь в предчувствии Благодаренья Дня,
Когда пред Господом откроют сыновья
Свои сердца, и высший Судия
Определит ту степень бытия,
В которой ваша жизнь отражена.
Он вас благословит и вот тогда;
Да будет пир и лица юных жён
Узрите вы в лице своих сестёр…
III.
В заботах весь, не разогнув спины,
Забыв про отдых, и давно не видя сны,
Боролся сын с проклятием земли,
Стирая грань родительской вины
Или беды, но сонная заря
Его встречала на пути в поля,
Где он наследный принц, и страж отца
Искал неизъяснимого врага.
Лепёшки кус, да в пригоршне вода,
И снова к ниве тянется рука;
Успеть собрать, пока не сыпется зерно,
Затем снопы отправить на гумно,
А там в цепы, и биться на току;
То молотить, то веять на ветру.
Как помощь брата здесь была нужна,
Его совет, и твёрдая рука.
Но он сказал: – Мне не нужна борьба,
То личное проклятие отца…
Будь твёрже он, и может быть тогда
Другая нас с тобой ждала судьба,
Мы с ангелами быть могли на ты,
И видеть Господа в полдневные часы
Пусть изредка, но всё - таки вблизи.
И всё разрушено, из - за кого, скажи?
Неужто блажь минутная отца,
Дороже нам благословения Творца.
Бороться говоришь,
Да нет, шалишь,
Итак мы лишены всех райских благ …
Вздохнул и вдаль с печалью на устах,
Избавленный от боли и тоски,
Бегущий прочь проклятия земли,
Он уходил, пыля отарою в поля,
Подобьем бога быть стараясь, не отца.
А вслед ему с тоскою старший брат
Смотрел и думал, – Кто здесь виноват?
Кто грань провёл, и протянул черту,
И разделил на две единую судьбу,
Где Дом один, как Мать у них одна.
И заповедью где слова Отца;
– Вы сыновья мои, и внуки для Земли,
Вам в жёны дочери со временем мои,
Да будут отданы и с ними возлюбя,
Вы род продолжите через своё дитя,
Через стремленье здесь построить то,
Что мы по глупости утратили давно…
Нас Бог изгнал и всё ж мы не одни,
Пока семью храним как в оны дни...
Вам только нужно не жалеть себя,
И станет снова матерью Земля.
И снизойдёт, я верю, благодать
И что не дадено мы сами сможем взять…
Но к сожаленью я, с проклятием своим,
Могу хозяйством заниматься лишь одним;
Лепить горшки, искать в лесах плоды,
Копать коренья трав, сбирать грибы.
А в поле ждут меня лишь тернии, волчцы,
Едва касаюсь пальцами земли…
Я б духом пал, быть может, и не раз,
Когда б ни вера, не надежда в вас…
Вы соль земли и вам вершить судьбу
Праматери Земли и горькую мою.
От вас теперь зависит, как нам жить,
И проще говоря; Быть иль не быть.
От слов его яснела голова,
И запекались горечью глаза
В непонимании того, кто грех отца
Не захотел стереть с земли лица.
Кто послушание не счёл своим добром,
И с лёгкостью покинул отчий дом,
Чтоб постигать спокойно день за днём
Науку власти над своим скотом…
Рвалася мысль и сеткою морщин
Чело жевало поиском причин
Потери в брате своего второго я,
И Каин болью замыкался сам в себя.
IV.
Таились ночи, прочь бежали дни,
И спало время у излучины реки,
Где пас свою отару младший брат
Под монотонный гул и треск цикад,
Чей звон пустой не раздражал его,
Поскольку в мыслях был он далеко…
– Прости меня, коль я не прав, отец,
Но я пастух, я пастырь для овец.
Мой путь не твой, и нам не по пути,
Себя я должен прежде обрести.
И с братом нас рассудят не слова,
А воля Господа и дым от алтаря.
Я должен жертву истине воздать,
Но где и в чём, её мне отыскать.
Ведь всё вокруг, есть Господа дела,
И даже плод по воле свыше у скота.
Собрать цветы и Богу принести,
Иль сделать образ Бога из земли,
Но я боюсь, лишь рассмешу Творца
Подобием подобия, подобие творя.
Мой труд, овец нагуливать бока.
Их тучность, вот заслуга в чём моя.
И жертва здесь иная быть должна,
Живая плоть достойна алтаря.
Баран здесь нужен, или же овца,
Но без изъяна чтоб она была;
Чтоб кровь горячую предать земле
Как душу, что исторгнута вовне,
И шкуру прочь, она здесь не нужна,
Для Бога жертва, а не для меня,
И плоть, что была пищей для слепней,
Теперь сгодится только для червей.
Лишь тук, как символ воли и добра
Как смысл и радость жизни для скота,
На камень плоский ляжет на холме,
И завтра ж жертве быть на алтаре.
V.
– Ну вот, он, наконец то, и настал
Тот славный день, которого я ждал.
Смотри Господь, я пред тобой стою
И пригласить хочу на трапезу Твою.
Земля теперь безгрешна и светла,
Я сделал всё, чтоб вычистить поля.
Ты дал мне пару рук, довольно мне,
Тебе мои дары на алтаре.
Я многое успел приобрести;
Есть в чашах чечевица и бобы.
Пшеницы полновесные снопы,
Отборные и сочные плоды
Зелёных груш, и чёрной бузины,
Есть финики, орехи думпальмы,
Коренья сладкие и разные грибы,
Челима горсть, и сладкий лук - порей
Набор душистых трав и сельдерей.
Всё что имел, принёс я для тебя,
Себе такое, позволяя не всегда.
Прими ж Господь мой дар, не отвергай,
Я принесу ещё, лишь пожелай.
Всё чем смогу, воздать за доброту,
За небо, под которым я живу,
За воду, что я пью и за еду,
За всё Господь, за всё благодарю.
И в пламени огня, воздать хочу тебе
Мои дары, что здесь на алтаре.
VI.
– Нет дыма без огня, иль всё же есть?
Что это, – наказанье, или месть
За самовольное упрямство, за отказ
Принять земли проклятье как наказ;
Жить, уподобившись безвольному скоту,
С земли сбирая, что на ней найду.
О, мой Господь, отринувши дары,
Ты показал, что втуне все труды,
Никчёмна вера и мечта пуста,
Раз недостойна жертва алтаря.
Мой серый дым лёг пеплом на поля,
Туманом белым уползая от меня,
И черным выедая мне глаза,
Он умирал без проблеска огня.
Но я любил, и я люблю тебя,
Как должен сын всегда любить отца.
И Каин опечалися зело,
И скорбью испаде его чело.
И Бог рече наплывом вешних гроз,
Вопросом отвечая на вопрос;
– Коль правильны, чисты твои дары,
Почто тогда не разделил их ты?
Ведь это грех, до кучи всё валить,
Любовь и благо этим не добыть,
Сначала мысль, затем идут слова,
И завершеньем их уже дела.
Бессмысленные жертвы не нужны,
Как не были б чисты твои дары.
И тучи мраком скрыли небеса,
И смыла с алтаря всё мёртвая вода.
VII.
Всё кончено, Господь не снизошёл,
И День Благодаренья не пришёл.
Взамен его тоска и пустота,
Да груда жжёного добра у алтаря,
Напоминаньем горьким о мечте
Быть сыном, а не пасынком земле.
И голос Авеля, как змия за спиной.
– Напрасно брат воюешь ты с судьбой.
Наследство обретающий в борьбе,
За право вновь напомнить о себе,
И потом орошающий поля,
Ты Бога привечал к себе в друзья.
Алтарь, как стол свой праздничный накрыл
Но Бог не друг, не враг, ты позабыл,
Что говорил с тобою нам отец,
Господь, есть мира Вседержитель и Творец.
Мы ж просто слуги для него, его рабы,
Мы дети, но не Бога, а Земли.
И нужно славословить день за днём
Того, кто не нуждается не в чём,
А только в осознании того,
Что разумом Его понять не суждено.
Ты проиграл мой брат и для тебя
Одна покорная, как у скота судьба.
Ты не достоин участи иной,
Ему неинтересно быть с тобой.
Ты сын отца и больше ничего
Не для тебя благословение Его.
Быть надо чистым, яко малое дитя
И мудрым, словно старая змия.
Без мудрости – не можно обрести;
Ни веры, ни надежды, ни любви.
Ты всё твердишь о доме, о семье,
А надо думать о небесном, о Творце.
И обретая благо во блага,
Достойным быть Небесного отца.
– Поверь, мой брат, я многого не жду,
Вот ты ответь, я просто знать хочу,
Где нет Благословенья, правда, есть?
И в чём же её суть, лишь спать и есть?
Ведь сущность жертвы, разве не в добре?
В желании отдать, всё лучшее в себе?
Я столько лет трудился для семьи,
И вот они плоды моей любви.
Господь призрел, да жаль не на меня,
Похоже, жертва быть бескровной не должна.
Скажи, ведь ты зарезал не одну
Безмолвную, невинную овцу.
Ответь, что ощущаешь ты когда
Стекает в землю кровь из под ножа?
Тверда ль рука, и сердце не дрожит,
Когда душа меж пальцев прочь скользит?
И это благо ощущать, когда земля
Чужую кровь лакает не спеша?
А если это кровь, к тому ж родни
То жертве ангелы завидовать должны?
Ты брат мой, сын отца и матери моей,
Куда ещё, казалось бы родней?
Дороже жертвы нету у меня
И камень подняла его рука.
VIII.
Он долго омывался от греха
Под неумолчный ропот тростника,
И словно беспокойствия круги
Бежали волны от его руки,
От бурых пятен, что лежали на воде
Не растворяясь в чистой глубине.
Он драл ладони камнем и песком,
Но крови это было нипочём,
Она въедалась в кожу тёмной ржой,
Пятном родимым, горькою тоской.
И губы дёргались и едкая слеза
У края глаза запекалась навсегда,
Безумием безволия замаранной души,
В печальном одиночестве потерянной любви.
Что он наделал, почему убил
Кого не понимал, но всё ж любил?
И было это словно бы во сне;
Лицо родное взглядом по траве,
А на виске, уродуя его,
Кровавых лепестков раскинулось клеймо…
И струйкой малою,
Слезою киноварною,
Как стебельком безумного цветка
К земле тропинкой узкой приросла.
Вот он лежит, и рот полуоткрыт;
Толь слово хочет молвить, то ли спит...
А сердце шепчет, тише, не буди…
И с посеревших губ срывается, – Прости…
IХ.
«Как на душе потеряно, убого,
И нет надежды более на Бога,
И в сердце веры в искренность любви,…
И пред глазами брат родной в крови».
А голос Господа уже зовёт рече;
– Ответствуй Каин, Авель брат твой, где?
И следом эхом ветер луговой
Прошелестел: – Где Авель, брат родной.
И даже от отары вдалеке
Тоской звенело жалостное: – Где-е-е?
«Где брат мой ныне, как ответить мне?
Что в поле, на безбрежном алтаре
Лежит неубранный, в запёкшейся крови,
Как высший дар украденной любви?
Или убит в порыве ревности слепой,
К тебе мой Бог, безжалостной рукой?
Всё это правда, только вот душа
Не хочет признавать никак слова…
Я смерти не хотел, хотел любви.
Мечтал понятия, сочувствия найти,
Но мир мой рухнул, я не устоял,
Гордынею объят, безвольно пал,
И жертв кровавых, тёмных череда
За мной потянется теперь чрез века.
Убивцем став, я жизнью виноват,
Где ты теперь мой Авель, где ты, брат?
Кровавой жертвы, общая беда
Моей рукою правила тогда.
И возмущалась волнами река,
И берег будоражил тростника
Неугомонный шелест и ветра,
И волны, и казалось облака,
Всё вопрошало: – Каин, где твой брат,
Ты жертве почему своей не рад,
А горько плачешь сидя у реки
И трёшь до красноты глаза свои.
Как Господу ответ теперь держать,
В словах теряясь, правды не сказать».
И на вопрос открытый и простой
Лукавил он истерзанной душой.
– Разве страж я брату, брату моему.
Где он, я не ведаю, даже не скажу.
Был со мною рядом, а теперь уж нет.
В поле затерялся его пыльный след.
– Что же ты наделал, грешный человек,
Возопиет ныне, ныне и вовек,
Та земля, что крови брата испила,
Выцветшей полынью утерев уста.
Будь же ты навечно проклят от земли,
Воплями стенаний станут дни твои.
И трудом тяжёлым оживить поля
Больше не удастся в жизни никогда.
Нет тебе здесь места, прочь ступай, иди
Изгнанным скитальцем в поисках любви.
Тот с тоскою бросил взгляд через плечо,
Вспоминая брата мёртвое лицо;
– Так случилось Боже, что могу сказать,
Боль своей обиды я не смог сдержать.
Знаю, не простится жертва та моя,
Падая в затменье, грех взяла душа.
И теперь я чую следом мне идти,
Тем путём, что брату довелось пройти.
Нету мне прощенья, и напрасно ждать,
Каждый встречный вправе жизнь мою отнять.
Видно я наследник истинный отца,
Раз его проклятье для меня – Судьба,
Навсегда отринуть боль моих полей.
Нет мне больше места на земле моей.
Божий взгляд с печалью Каина объял
– Человек от бога, горя ты не знал.
Всё закономерно, без земли родной,
Долгой жизни горечь, с памятью больной,
Ждёт тебя отныне, но во все века
Не поднимет камень на тебя рука.
И моё знаменье на твоё чело
Всем предупрежденье, каждому за то
Седмижды отмстится, ибо твой удел,
Божьим воздаяньем чтобы ты прозрел.
И в земле скитаний, среди гор Наид
От отца и матери навсегда сокрыт,
Каменным забором городской стены,
Нет тебе возврата до родной земли.
Лишь средь горных гряжей, возлюбя сестру,
И Аван познавши, как свою жену,
Сможешь жить ты в мире сына своего,
С медью и железом заключив добро.
И ремёсла ставя во главу угла,
Ты подымешь город духом ковача.
Род твой будет славен силою мужей,
Дщери красотою застят матерей.
Пение и пляски, бряцанье мечей,
Гордые напевы пламенных речей,
Всё пребудет с вами, но во дни тоски,
Ты свирель пастушью рядом положи.
Помня о гордыне, вспомни о любви,
Брата добрым словом к ночи помяни.
Не то, оглянувшись на свои дела,
Ты в томленье духа проклянёшь себя.
Скажешь, нет мне счастья, жизнь моя пуста,
Чередой уходят в никуда года.
Что ж теперь мне делать, и чего мне ждать,
Если не сумею заутра восстать…
Помни ж в дни скитаний, что твоя душа
Только часть дыхания твоего Творца.
Жить нельзя лишь телом, думай о душе,
Чтобы не угасло доброе в тебе.
Как бы не сложилась, впредь твоя судьба,
Ветер возвращается на круги своя.
Так пускай певницы струнами звеня
Вам даруют сладость радостней вина.
Веселитесь в сердце, ибо день грядёт
Когда боль и горечь всех вас заберёт.
Смертны люди ныне и спустя века
Дряхлые колени подведут тебя.
Чтобы ты не делал на земле моей
Прахом урождённый, прахом будешь в ней.
И гонясь за ветром, в суете сует,
Ты за все деянья дашь пред мной ответ.
Коль не переполнит род твой землю злом
Не раскаюсь Каин в сердце я своём,
Что дал вам свободу обрести себя,
Исполином духа; сына, не раба.
И тогда, быть может, встанут города
Твоего потомства, жизни новой для …
КОНЕЦ 2 части.
2011г.