И этот лес зеленый был, тщеславный,
Разлаписто распахивались кущи,
Взметались безоглядные объятья,
И птичьи рассыпались голоса.
Но книги многодышаще-надглавной
Ты томом стал, что литерами сплющен
Своими же, типографом* в квадрате.
Рехнулся взбунтовавшийся вассал.
Беспомощные чучела деревьев
Топорщатся, а лесом и не пахнет.
Подкорку доглодав, зловещим треском
стращают высоченные стволы.
В гербарии по Брейгелю кочевье
Убийственно, и Храм древесный Чахнет,
Что камень вслед осыпавшимся Фрескам.
Икс-Игреки пред Зед бензопилы.
Чистилище при буреломах горя,
Сколь лапника ледащее предслезье,
Обуглившись, само себя страшится!
Очухайся, мой бедный лес-кошмар!
Души излет, надежды крохоборье.
О тщетная, и ты в анабиозе -
Поэзия - заржавленной жар-птицей
Излей перо в сей частокол тощар.
***
*Гибель деревьев спровоцировал жучок короед-типограф
И этот лес зеленый был, тщеславный,
Разлаписто распахивались кущи,
Взметались безоглядные объятья,
И птичьи рассыпались голоса.
Еловый весь, хотя небездубравный,
К черничным обаяниям приплюща
Знебений комариное некстатье,
Иголками впиваясь в небеса, -
Бесхвойные стал чучела деревьев,
Топорщатся, а лесом и не пахнет.
В просветах тишины зловещим треском
стращают высоченные стволы.
Чай, наготы стыдящийся издревле,
Присушьем мха, не вспениваясь, ахнет,
Щепою распалясь, в смятенье резком,
Не минет зол, седой теперь золы.
Чистилище при буреломах горя,
По краю умиранья-поднаркозья,
Исчадье-блик, лимонница струится.
Очухайся, мой бедный лес-кошмар!
Души излет, надежды крохоборье.
По легкому облезлому елозя,
Щемящий вздох уж выпростать не тщится.
Скрежещет, злющ, точильщик-антиквар.
Ред. май 2015
И этот лес зеленый был, тщеславный,
разлаписто распахивались кущи,
взметались безоглядные объятья,
и птичьи рассыпались голоса.
Но фолиант всегдашне-стародавний
своих же литер тиканьем расплющен.
Типографа восшествие-некстатье,
И меркнут в монохроме телеса.
Изъеденные рубища деревьев
Топорщатся, а лесом и не пахнет.
Подкорку доглодав, зловещим треском
стращают высоченные стволы.
В гербарии безликое кочевье
Убийственно, и Храм древесный Чахнет,
Что камень вслед осыпавшимся Фрескам.
Икс-Игреки пред Зед бензопилы.
И лапник, умащавший колкость горя
Невстреченного, соком поднаркозья
Просвечивает, бабочка струится:
Вся в трауре, мой бедный лес-кошмар!
Души излет, надежды крохоборье.
О, чахлая, и ты в анабиозе -
Поэзия - заржавленной жар-птицей
Взираешь на расплющенный радар.