В прохладном полумраке галерей,
Где с двух сторон ты ловишь взгляды
Бессчетных сотен глаз блудниц, царей,
Покрытых то ли лаком, то ли ядом,
Заворожённый, обездвиженный стоишь,
Неведомою жутью очарован:
Перед тобою вековая тишь
Парализующим покровом,
Свиваясь в клубы, обнимает полотно.
С холста взирая сверху вниз,
Впиваясь, истязая и пронзая
Глаз тиною, Она стоит -
Торжественно, безжизненно немая.
Средь алых складок изжелта бела
Зияет кожа, гладкая, как камень
В моллюска глотке. Стан Её - стена
Иудеевых рыданий.
Эритроцитно-алы створки губ,
В усмешку траурную сжатых -
Так ухмыляется суккуб,
За чистоту исторгнутый из ада.
-Закрой глаза, я буду говорить, -
Звучит холодный голос властный.
И эхо, что должно вторить,
Хрипит истошно: "Что прекрасно,
То в тишине почить должно
Во веки вечные!"
Бледнея, опьянённый дурманом звуков,
Смысл упустив, ты поднимаешь веки.
Сотни змей
В безумном коме свадебном роятся
В устах Её -
и воют стены галерей -
В груди Её, в неспешном танце,
Кишат опарышей клубы;
Среди кусков гниющей плоти
Раскрылся зев грудной, скаля столбы
Оградки рёберной, выходит,
Сочась зловонной жижей, трупный яд...
- Я соль земли, я тьма, я свет,
Я вечность стылая, я - время!
И содрогается портрет;
- Я - то, во что нельзя поверить,
Я вера, я неверие, я тлен,
Я жизнь, перерождение, начало,
Я боль, я радость, я конец,
Я - ты, и всё, что от тебя осталось.
И давит мрамор потолка,
И стены тёмные мерцают,
И тянется к тебе рука,
Колючая, как терн, гнилая,
Как застоялая вода.
Так страшно, страшно!
Сонный мрак -
холодный, липкий, обнимает,
и не уйти... И вдруг - Она
стоит перед тобою, прежняя, живая,
и дышит гневом жадным грудь.
-Дурак!