Она была дерзкой и хлёсткой как плеть,
она была милой и нежной.
Она заставляла собою болеть
в каком-то смятеньи безбрежном.
Она была слишком от нас далеко
в своих засекреченных далях,
и мы, как положено для простаков,
не очень её понимали.
Она обижалась? Возможно, но мы
не знали, не видели это.
Спасаясь от холода нашей зимы,
сбегала она от ответа.
Потом возвращалась в волнующих снах
то сладкою негой, то болью…
И лишь через годы в душе и стихах
её назвала я любовью.