В Москве от свеч на окнах блещет иней.
И отроку российскому в пример
Над девочкой,
французской героиней,
со вкусом издевается Вольтер.
А женщина дворовая,
к вязанью
Склонив лицо,
расскажет барчуку,
Как в старину Авдотья под Рязанью
Врага пронзила пикой на скаку.
И варвары,
не знающие чтенья,
Наречий иноземных и наук,
Суровеют мгновенно от почтенья,
Боясь сглотнуть свой чёрный хлеб и лук.
Пока не оскорблён
и панацеи
От всяких бед не требует в нём груз
Воспоминаний,
сверстники в лицее
между собой зовут его француз.
Когда ж измучат сердце до последней
Кровинки,
то смолчит иль не смолчит,
С его приходом все равно в передней
Рябина из-под Пскова загорчит.
И не спасёт.
Но много-много раз
Её права в словесных распрях снова -
Одета,
как в броню,
в его рассказ -
Провинциалка защищать готова,
Над чьим письмом он слезы лил.
И мне
При взгляде на расплывшиеся пятна
Французская крестьянка на коне
В провинциальной барышне понятна.
Кровинка, Москва, Современник, 1987