Бабкина кровь или донор — безусый семит,
но — прижимают традиции правого берега.
Море волнуется раз — и под сердцем искрит
странный объект, недоступный для точного пеленга.
Море волнуется два — и в затылок, как гвоздь,
входит торжественный свиток (не шкура бы змеева).
Строгий порядок взамен рокового «авось»
всё прибирает, что было от века рассеянно.
Море волнуется три — и... четыре, и пять, —
«шма, Исраэль, — волны движутся канторским шёпотом, —
хочешь служенья? сумей у воды перенять
опыт отсутствия всякого зримого опыта;
хочешь земли? покупай что дают от болот —
будет цветенье и плодность долине прокрустовой;
траура хочешь? представь, что ты целый народ,
если научена прежде отдельность почувствовать»
Море волнуется. Ветер читает кидуш.
Вижу — лодчонку кидает на разные стороны.
Двое. Их сети пусты. Эй, ловцы ли вы душ?
Истинно ли искупленье голгофской историей?
...
Море волнуется, хоть и не знает тревог.
Лодка уходит за скалы — неровно и знаково.
Двое молчат. Их молчание — тоже урок,
дескать, ответят — не каждому.
Спросят — со всякого.